Борис Иванов - Джейтест

Она оперлась о стену и, прикрыв глаза, прислонилась щекой к холодному камню. Впервые ее Дар открыл перед ней такой странный Мир.

— Это… Это не переход, не туннель через подпространство, — продолжал объяснять Кайл. — Это скорее пересечение. Перекресток. Этот Мир… Вселенная… Она имеет не три измерения. И не четыре. Неопределенно много. Только наше сознание… Та его часть, которая работает здесь… Оно не способно — мозг так устроен, — не способно переварить информацию больше чем о трех. Если хотите, наша личность, наш мозг — это и есть отражение нашего «я», его частичка — в этой нашей тройке измерений. И тело, руководствуемое таким мозгом, не может из этой тройки вырваться. А Изменение переставит кое-какие соединения там, в том, чем мы мыслим и воспринимаем. Закроет для нас эту тройку и откроет другую. Это вообще-то можно сделать из любой точки нашего Мира. Но только можно провалиться в пустоту чужого, того, не нашего Космоса. Или в пекло его звезд. Или… А Перекрестки — они соединяют точки Миров, чем-то похожие, гомологичные. Такие места, переходы, пройдя которые можно сохранить жизнь и сознание. Не без помощи с той стороны. Они много знают об этих сопредельных Мирах. Но не о том, куда уйдем мы.

Том не спросил его почему. И никто не спросил. Пятерым было на этот раз достаточно странного. Кайл тоже не стал продолжать. Он молча положил руки на края сталагмита-постамента, и остальные Четверо тоже шагнули к этому невысокому, гладко срезанному обрубку колонны, склонились над ним. Только теперь им стало заметно, что странная, зеркально гладкая, словно бритвой отсеченная, верхняя поверхность этого каменного пня — вовсе не отполированный неведомыми силами камень, а гладь прозрачной, мерцающей, как и все здесь, жидкости. Верхушка постамента была дуплом, выбоиной, заполненной этой зыбкой сущностью. Чашей. А может быть, вовсе не жидкость — прозрачный холодный огонь наполнял ее.

— Это — тоже от Предтеч? — спросил Павел, осторожно протягивая руку к почти невидимой, странно манящей к себе поверхности магической влаги.

— Скорее от Странников, — задумчиво отозвался Кайл. — От таких, какими нам предстоит стать. Они издавна бродят здесь. Это — их Вода. Фактор Изменения.

Он набрал полные ладони призрачного огня, поднял их над чашей и взглядом дал понять остальным Четырем, что и им следует сделать это. Том и Сухов выполнили это бессловесное веление. Цинь потратила долю секунды на то, чтобы совершить короткий ритуальный жест, и тоже погрузила ладони в чашу. Подняла наполненную пригоршню к лицу. Марика помедлила немного, собираясь с духом. Она и не думала скрывать свой страх, перед тем как набрать в чашечку сложенных ладоней трепетную, почти невидимую Воду Странствий.

Невидимое пламя холодом обожгло их, волной скользнуло к сердцам, хлынуло в мозг. Оно почти мгновенно исчезало из плотно сомкнутых пригоршней — не вытекало, не просачивалось, не испарялось — впитывалось в кожу, в плоть, входило в Пятерых, становилось ими. Кайл набрал еще пригоршню заколдованной воды и плеснул себе на лицо. Потом нагнулся ко вновь наполненным ладоням и сделал несколько прерывистых, судорожных глотков.

— Это… Это обязательно пить? — чуть дрогнувшим голосом спросила Марика.

«Не обязательно», — покачал головой Кайл. Но она, как и все, сделала несколько глотков странно легкой, оставляющей во рту чуть металлический вкус жидкости.

— Теперь — ждем, — чуть хрипловатым голосом, заботливо, словно детям, принявшим микстуру, сказал Кайл.

Один за другим они стали оседать вдоль стены, расслабленно опускаться на корточки. Это была не самая удобная поза, которую можно было принять в тесной келье-колодце: колени упирались в неровное, обросшее острыми кристаллами основание постамента Чаши Изменения, спиной приходилось упираться в столь же корявые и жалящие даже сквозь плотную одежду острые, как лезвия причудливых кинжалов, выступы стены. Но все это уже не имело к делу никакого отношения. И келья, и вся та малая толика пространства и времени, которые она заключала в себе, тихо, почти незаметно плыли перед глазами Тома.

Он скосил глаза на товарищей и чуть не потерял равновесие. Металлический привкус во рту, покалывание в кончиках пальцев, ощущение странности происходящего. Все кругом оставалось самим собой, и все не так было здесь. Как это он не заметил этого прохода, уводящего прочь из жутковатого колодца — там, за спиной Цинь? А ведь он был там, был с самого начала. Всегда.