Олег Северюхин - Квазимодия

— Извините, Люций Ал, — засмеялся адвокат, — ручка не заправлена, но не волнуйтесь, я ее сейчас заправлю.

Он открутил верхнюю часть, взял ручку и резким движением воткнул ее мне в руку. Я вскрикнул, наблюдая за тем, как моя кровь стала заполнять резервуар авторучки.

— Вот и все, — сказал Люций Фер, — традиции нужно соблюдать.

Я подписал документ и протянул ручку адвокату.

— Не надо, — отвел мою руку Люций Фер, — это подарок фирмы.

Он собрал документы, и мы вышли из комнаты для свиданий. Никто нас не задерживал. Милиционеры тепло попрощались с адвокатом, и мы пошли к выходу. Я вышел на улицу первым и остановился, поджидая моего нового знакомца, желая прояснить некоторые детали нашего контракта.

Я честно отстоял пять минут у входа в отделение милиции, но оттуда выходили какие-то люди, милиционеры, а Люций Фер так и не появился.

— Что с него взять? — подумал я. — Хватанул невинную душу и был таков, а что с этой душой будет, это его не беспокоит.

Выходил из дома с букетом цветов, коробкой конфет и бутылкой вина, а возвращаюсь поздно вечером с побитой мордой и порванным костюмом, а завтра нужно идти на работу учить оболтусов английскому языку. Им этот язык совершенно не нужен, а приходится из сил выбиваться, чтобы втолкать в их головы байсикл или рэллвэй.

Вечером внимательно разглядывал себя и ощупывал голову: не началось ли отрастание рогов, ороговение подошв и активизация роста атавизмов. Вроде бы ничего не происходит и запаха серы в доме не чувствуется, и хвост не растет, и копыт нет. Все можно было бы принять за кошмарный сон, если бы не фингал под глазом.

Утром надел парадный костюм с белой рубашкой, на глаза темные очки-хамелеоны и пакет с порванным костюмом в руке.

В школе все понимающе кивали мне. Некоторые дамы смотрели на меня с повышенным интересом: надо же, незаметный человечек, оказывается, имеет еще одну жизнь, более захватывающую, чем жизнь человека в школьном футляре.

— Что, Алексей Алексеевич, — загадочно и вопросительно сказала мне завуч, — в тихом омуте черти водятся? Still water run deep.

Ответа на данный вопрос не требовалось, и я не стал останавливаться около нее с объяснениями, что и почему. Не их это дело. Я на работе? На работе. В нормальном состоянии? В нормальном. А до моей души вам не должно быть дела. Действительно, какое вам дело до моей души? У меня и души-то нет. Продал ее за свободу. Свобода — это самое главное в жизни. Даже зэки, когда клянутся, говорят — век свободы не видать. Но душа-то у меня осталась. Без души человек не может жить.

Я до сих пор с душой воспринимаю заботы моих коллег. Вот, например, ботаничка Танечка. Не замужем. Умница, но по ее словам — всех хороших мужиков разобрали, а осталась одна шваль. И вдруг я почувствовал, что знаю, что творится в душе у Танечки. Она хочет найти себе богатого и преуспевающего мужа, чтобы бросить эту преподавательскую работу за гроши, поселиться в шикарном двух или трехэтажном особняке… А почему тебе не выйти замуж за простого учителя или другого человека? Почему не подтянуть своего мужа до своего культурного уровня, помочь ему с учебой, пройти все ступени семейной жизни?

Я вдруг понял, что моя встреча с Люцием Фером действительно состоялась и я сейчас не Алексей Алексеевич, а Люций Ал, который видит каждого человека насквозь. Не в смысле, что видит, что там под одеждой, хотя потом можно будет попробовать и посмотреть, а видит человеческое нутро.

Я посмотрел на завуча и вдруг явственно услышал ее голос:

— Боже, какой мужик пропадает без дела. Все равно я доберусь до тебя и выучу так, что лучше мужика-любовника никому и никогда не найти.

Я отвел взгляд в сторону. Голос завуча пропал, но зато послышался голос математички Любови Петровны:

— Эх, молодость, молодость, а что мы — не люди, что ли? Правильно, Лешенька, мужчина мужает в сражениях и не должен стыдиться своих ран и шрамов.

Я опустил глаза, и наступила тишина. Что, я должен все время ходить с пущенной головой? Черта с два. Тихо. Не произноси имя благодетеля своего всуе. Хрен вам всем. Не буду опускать голову, а буду смотреть сквозь вас, словно вы все дети стекольщиков.

Я поднял голову и стал смотреть так, как хотелось смотреть всегда. Вроде бы стало получаться, но все равно обрывки каких-то разговоров слышались в моем сознании. Так бывает на сельских линиях связи после дождя, когда влажность начинает едва-едва замыкать телефонные пары и в проводах создаются наведенные токи, несущие с собой обрывки чужих телефонных разговоров.