Алексей Лукьянов - Бандиты. Ликвидация. Книга первая

— Здравствуйте, ваше высокоблагородие!

Едва «высокоблагородие» сошел на причал, оба монаха бросились друг другу в объятия и продолжительное время стояли неподвижно, в слезах, будто отец и сын. В некотором роде так оно и было.

Весной 1897 года Александр Ксаверьевич Булатович, тогда еще корнет лейб-гвардии Гусарского полка, но уже военный советник негуса Менелика в войне с Италией, искал реку Омо, впадающую в озеро Рудольфа. Его отряд долгое время шел по следам исчезнувшей экспедиции итальянцев и однажды наткнулся на деревню, разоренную племенем кумо. Единственным, кто выжил, был трехлетний мальчик, которого русские не сговариваясь назвали Васькой. Возвращаясь в Россию, Булатович взял Ваську с собой, и маленький эфиоп жил с ним.

Однако укорениться Ваське в России так и не удалось. Булатович, как офицер, постоянно был в разъездах, и тогда Ваське приходилось ожидать его в пансионе, где он был посмешищем для всех: мало того что мавр, так еще и ногу подволакивает. Так продолжалось несколько лет. Александр Ксаверьевич уже и в отставку вышел, и постриг монашеский принял, и рукоположение принял, став отцом Антонием, и даже взял Ваську к себе послушником, но и монастырские подростки не давали проходу арапчонку. Васька начал чахнуть и тогда стараниями Иоанна Кронштадтского был отправлен обратно в Африку, где воспитывался в одном из коптских монастырей на озере Тана. Там Васька стал Иеронимом и продолжал ожидать возвращения наставника, пока в начале 1911 года в монастырь не пришло письмо, в котором сообщалось, что Александр Ксаверьевич будет ожидать монаха Иеронима в порту Джибути десятого февраля.

В одной из гостиниц монахов встретил офицер русской армии с внешностью уроженца восточных рубежей Российской империи — не то киргиза, не то калмыка, кто их, басурманов, разберёт.

— Знакомьтесь, поручик, это мой воспитанник Вася, ныне, правда, зовется братом Иеронимом, — представил Александр Ксаверьевич своего спутника. — А это поручик Гурбангулы Курбанхаджимамедов, служил на Дальнем Востоке под моим командованием.

— Можно просто — поручик, или Григорий, — Курбанхаджимамедов крепко пожал руку Василию. Настолько крепко, что юноша даже поморщился от боли. — Это он будет вашим компаньоном?

— А почему нет? — удивился Булатович. — Вы должны были найти наименее опасный маршрут к озеру, чтобы им могли пройти безоружные люди. Вы не справились?

— Справился, но подумайте сами — места там безлюдные, полно диких зверей...

— Разберемся как-нибудь. Почему вы так смотрите на Василия?

Курбанхаджимамедов нехотя оторвал взгляд от эфиопа.

— Да так... В последнее время мне слишком часто попадаются люди с разными глазами. И обязательно с голубым и зеленым. Просто наваждение какое-то.

Услышав это, чернокожий монашек смутился и даже отвернулся, а Александр Ксаверьевич, напротив, нахмурился:

— В последнее время?

— С тех самых пор, как по вашему поручению скачу по всей Абиссинии. Сначала у одной... падшей женщины, потом у весьма занятного молодого человека, вашего страстного поклонника, теперь вот у этого юноши. За полтора года, может, и не слишком часто, но я такие необычные вещи слишком хорошо запоминаю.

Монахи переглянулись.

— Полагаю, вам что-то известно об этом явлении, — понял поручик. — Могу я быть посвящен в эту страшную тайну?

Немного подумав, Александр Ксаверьевич сказал мягко, но строго:

— Многие знания — многие скорби. Спасибо, Гурбангулы, за помощь, в Петербурге вас ожидает награда от самого государя.

С этими словами Булатович забрал у поручика карту и попрощался. Курбанхаджимамедов хмыкнул и ушел в свой номер, чтобы упаковать багаж — он не был в России более полутора лет.

А монахи отправились вглубь страны, к озеру Шала, которое русские на свой манер именовали Хорошал. Добирались они туда долго и трудно, потому что тащили за собой огромный блок белого мрамора весом в двадцать пудов (Александр Ксаверьевич называл его «краеугольным камнем»). До Назрета ехали на верблюдах, но дальше уже шли пешком и тащили камень на ручной тележке. С монахов сошло семь потов, и Василий не раз поминал амхарскую пословицу «лучше быть голодным, чем уставшим». Александр Ксаверьевич только посмеивался и говорил, что Господь требует подвига. В конце концов к началу апреля они достигли западного берега Шала и встали маленьким лагерем, чтобы приготовить плот, на котором «краеугольный камень» можно будет доставить на небольшой, всего-то с версту в поперечнике, безымянный островок.