Мариэтта Шагинян - Месс-менд. — Лори Лэн, металлист.

— Не только обвиняют. Он найден на несчастном Вейнтропфене с пальцами, сжимающими его шею. Смерть Вейнтропфена наступила от удушения.

— Ага!

Старуха самодовольно закивала головой.

— Я всегда знала, что дурак-то получит по заслугам. Доказал-таки, чего стоит. Но, господин пастор, значит, покойничек считается убийцей?

— Он и есть убийца.

— Какое же ему будет за это наказание?

— Первым долгом, дорогая моя сударыня, он будет лишен всех прав состояния, во-вторых, заклеймен перед потомством. В-третьих, его имущество будет взыскано в пользу семьи убитого, если таковая предъявит иск.

— Ох, ох! — взвыла старуха, — Да Вейнтропфен был холостяк. Где же ему, подлецу, жениться при такой глупости, когда он мог вместе с булкой откусить свой собственный язык?

— Вы хорошо знали убитого, — не знаете ли вы убийцу? — этот вопрос мнимый пастор задал самым легким и нежным тоном, вполголоса. Но дама из Померании вскочила, как посаженная на горячую сковородку.

— Откуда мне его знать?! — завопила она диким голосом. — Если ближайшие родственники разоряют несчастных женщин, которым на старости лет остается кипяченая вода, так вы думаете, что я разожму глотку и сболтну лишнее?! Зря думаете, зря, зря! Никого не знаю! Знать не хочу!

— Но ведь тысяча марок... Все-таки, сударыня, это сумма. Нельзя же вам забывать, что вы можете получить тысячу марок.

Старуха выпрямилась и схватила пастора за плечо:

— А вы думаете, они мне выдадут тысячу марок?

— Конечно, выдадут. Выпустят из тюрьмы. Оплатят судебные издержки. Обратный путь до дому!

— И они мне выдадут, что бы я ни сказала?

— Разумеется, если только сказанное вами будет правдой.

— Хотела бы я посмотреть, как они ухитрятся найти это неправдой, если он был таков в моем собственном чреве!

— Итак, убийца, по-видимому, ваш сын?

— Не по-видимому, господин пастор, а по всей совокупности видимого и невидимого, не будь я вдова старшего лесничего из Кноблоха.

— Кто же он такой?

— Кто-о? — Старуха пронзительно взглянула на сыщика, вытянула синие губы к самому его уху, всхлипнула и прошелестела : — ...Карл Крамер!

Боб Друк вздрогнул, вскочил, из груди его вырвался невольный крик ужаса, похожий одновременно и на его собственный голос, и на голос того существа, которое он называл до сих пор — Карлом Крамером...

Секретарь быстро подхватил его под руку и, прежде чем старуха пришла в себя, вытащил мнимого пастора в коридор.

Тюремный надзиратель мирно ловил муху у себя на носу, когда к нему вбежали мнимый Карл Крамер и его секретарь. Карл Крамер сорвал с себя пасторскую шляпу и швырнул ее на пол. Но, когда он начал срывать пластыри, болячки, нос, губы, волосы, платок, очки и кимоно, тюремный надзиратель вскочил с места.

— Не бойтесь! — хрипло произнес сыщик. — Это был маскарад. Мы дознались у старухи, кто такой убийца Вейнтропфена!

Надзиратель уставился на Друка с любопытством.

— Убийца Вейнтропфена — Карл Крамер, — странным голосом продолжал Друк.

— Что-о?!

— Не тот, кого мы знаем под этим именем, а настоящий следователь — Карл Крамер. Я знал, что он окажется безобидным. Мик не наврет... И, если б не его любовь к рекламе и таинственности, к переодеванию и вот этим тряпкам, его узнал бы весь город. Он сам вырыл себе западню. Он был дурак!

Боб Друк произнес все это в лихорадке, разговаривая сам с собой. Зубы его стучали. Надзиратель слушал, побледнев.

— Но тогда... Кто же такой теперешний Карл Крамер?

Все трое вздрогнули и уставились друг на друга.

С зеленым и одутловатым лицом сыщика происходила между тем медленная перемена. Тупое напряжение исчезло со лба. Глаза прояснели и зажглись мыслью. Губы втянулись внутрь. Плечи распрямились. Крупные капли пота, стекавшие с лица, говорили, что Боб Друк переживает страшный внутренний перелом.

— Сядьте! — начальнически крикнул он на надзирателя и своего мнимого секретаря. — Каждая секунда дорога. Мы должны выработать план.

Секретарь и надзиратель послушно сели.

— Прежде всего берите трубку и звоните к Карлу Крамеру!

Надзиратель послушно взял трубку.

— Говорите испуганным голосом: «Несмотря на все меры предосторожности, старуха отравилась». Сделайте вид, что смертельно боитесь и выговора, и увольнения.