Р. Скотт Бэккер - Воин Доброй Удачи

Шранки стремительно скакали сквозь сухой кустарник, словно оборотни, постепенно отрываясь от преследователей – лишь самые быстрые нагоняли их.

В гонке был азарт. Сжимающие конские бока бедра и колени слились с телом пони, скачущего стремительным галопом. Земля уносилась назад, словно водная гладь. Рука свободно держала копье, как учили Сорвила с детства, на весу, и оно подрагивало, словно было не копьем, а молнией. Для сына сакарпов – Повелителей Коней – такая скачка была призванием. Сорвил разил без промаха и не задумываясь, и такое безумие казалось священным. Одного – в шею, и тело с раскинутыми руками отлетает в кусты. Второго – в пятку, и бежавший начинал ковылять, завывая, как кошка. Только вперед, не оборачиваясь, оставшееся позади подомнет несущаяся за ним стена.

Шранки рассеялись по склону, а Сорвил все продолжал гонку, – на залитых солнцем равнинах спрятаться было негде. Когда он настигал их, они, дыша древним ужасом и гневом, оборачивали к нему белые лица, на которых горели черные глаза. Их руки и ноги казались зыбкими тенями на устланной травами сухой земле. Они кашляли, задыхаясь от пыли. И с криком падали, кружась, в нее.

В гонке была радость. В убийстве – экстаз.

Одно целое…

Победа была полной. Среди сционов павших было трое, а раненых – девять, включая Чарампу, которому угодили копьем в бедро. Несмотря на мрачные взгляды, которые бросал Эскелес, старина Харни был явно доволен своими юными подчиненными, возможно, даже гордился ими. Сорвил насмотрелся смерти при падении своего города. Ему было известно, что значит глядеть в знакомые лица, испускающие последний вздох. Но он впервые испытал то чувство резкого противоречия между душевным подъемом и сожалением, которое приходит вместе с триумфом на поле боя. Впервые осознал это расхождение, которое омрачает сущность военной славы.

Товарищи приветствовали его возгласами одобрения, хлопали по спине и по плечам. Цоронга даже обнял его, в зеленых глазах его еще не улеглось безумие гонки. Оглушенный, Сорвил поднялся на ближайший пригорок и оглядел невидящим взором равнины. Алое солнце лежало на линии горизонта, пылая сквозь полосу сиреневых облаков, заливая холмы вокруг бледно-оранжевым светом. Сорвил стоял и глубоко дышал. Он думал о своих предках, кочевавших по этим землям и, подобно ему, разивших чужаков. И словно врастал в эту землю сквозь подошвы сапог.

Темнеющее небо было до того широко, что кружилась голова. И сиял Небесный Гвоздь.

И Мир громоздился вокруг.

Этой ночью Харнилас позволил им расслабиться, понимая, что на плечи этих мальчиков легла тяжесть мужских забот. Последняя бутылка айнонийского рома была откупорена, и каждый был вознагражден двумя обжигающими глотками.

Они схватили одного из выживших шранков и пригвоздили его к земле копьем. Поначалу угрызения совести сдерживали их, поскольку среди сционов было немало получивших благородное воспитание. Они только пинали воющую тварь. Но дошло до того, что даже Сорвил, когда настала его очередь, хоть и с отвращением, опустившись на колено у белой головы шранка, вырвал тому глаз. Некоторые из сционов загикали и одобрительно закричали, но большинство в ужасе, даже в гневе оцепенело, говоря, что такое издевательство – просто преступление против джнана. Так они называли свои непонятные законы поведения для неженок.

Юный король Сакарпа с недоверием обернулся к товарищам. Избитое существо металось на траве позади него. Капитан Харнилас широкими шагами подошел к нему, и все выжидательно замолчали.

– Скажи им, – обращаясь к Сорвилу, медленно произнес он, чтобы тот понял. – Объясни им, что они заблуждаются.

Больше восьмидесяти пар глаз воззрились на него, озаренные лунным светом. Сорвил сглотнул и взглянул на Оботегву, который просто кивнул и шагнул к нему…

– Они… они приходят… – начал он, запнувшись при звуках голоса монотонно переводившего Эскелеса. – Они приходят, как правило, зимой, особенно когда земля замерзает настолько, что они не могут выкопать из нее личинок жуков, которые составляют их пищу. Иногда отдельными кланами. Иногда целыми полчищами. Поэтому Башни у Черты сильны, а Повелители Коней сделались несравненными бойцами и рейдерами. Но каждый год, по крайней мере, одна Башня оказывается сломленной. По крайней мере, одна. Мужчин большей частью забивают. Но женщин, а особенно детей, забирают позабавиться. Нам случалось находить их оторванные головы, прибитые к дверям и стенам. Девочек. Мальчиков… Младенцев. Целыми мы их ни разу не видели. И кровь повсюду…выпущенная из них. Но сами мертвецы были не красные, они были вымазаны черным… черным, – и голос его тут дрогнул, – семенем.