Дмитрий Емец - Череп со стрелой

– Да он и сам, может, ничего не знает! Шныр этот! – донесся до Влады плаксивый голос Белдо. Похоже, Гай взялся за ее шефа всерьез.

Владе захотелось подслушать, она стала поворачиваться и налетела на Младу. У той с подноса слетело несколько тарелок. Млада так разозлилась, что еда на тарелках протухла прежде, чем они разбились.

– Слепая! Смотри куда идешь! – зашипела она.

– А мне наплевать! – задорно отозвалась Влада.

– А мне чихать, что тебе наплевать!

– А мне наплевать, что тебе чихать, что мне наплевать!.. Кстати, я тебя отравила!

– Чем? – заинтересовалась Млада.

– Ядом кобры!

– Да всегда пожалуйста! Он на меня не действует!

– Знаю. Поэтому я отравила тебя ядом кобры, которую укусила гюрза, а гюрзу ужалил скорпион, а скорпиона я накормила красненькими леденцами, на которые у тебя аллергия!

Чувствуя, как щеки ее покрываются сыпью, Млада рванулась к зеркалу.

– С меня две подлянки и одна мелкая гадость! А леденцы ты покусала сама!.. Я знаю! – прохрипела она.

В кухню заглянул хозяин «Погребка» и с тоской уставился на разбитые тарелки. В каждом зрачке у него сидел жадный гномик и считал денежки.

– Девочки! – тоскливо сказал он. – Там надо горячее подавать! Клиенты же кушать хотят!

Сверля друг друга глазами, Млада и Влада вернулись в зал.

Гай говорил. Рядом с ним было страшно стоять. Его голос казался спокойным, но звенел как стекло.

– Митяй Желтоглазый доставил из-за Второй Гряды самородок! Из-за Второй Гряды, подчеркиваю! Как он нырнул туда, не знает никто! Нести его через болото он не решился и там же, на двушке , отлил из него семь уникумов. Самый сильный уникум – череп . На него ушли все части самородка, оставшиеся после предыдущих шести.

– Но откуда… – начал Белдо.

– Он показывал мне этот самородок! Там, на двушке !.. Я ВИДЕЛ ЕГО ЦЕЛЫМ! Он был такой тусклый, с примесями, но когда его перекладывали, вспыхивал как огонь. Митяй мог к нему прикасаться, и делал это довольно легко. Я – нет. Тогда я и возненавидел Митяя! Почему ему дано, а мне нет? Почему?!

Главы фортов слушали затаив дыхание. Запахло паленой пластмассой. Это под взглядом Гая плавился стаканчик с салфетками. Гай подозрительно принюхивался, не понимая, в чем дело. Первым сообразил Белдо. Мило улыбаясь, схватил стаканчик и быстро передал Владе, чтобы убрала.

Ничтожное событие со стаканчиком прервало поток откровенности Гая. Он отвернулся и замолчал. Тилль досадливо крякнул. Возникла пауза, в течение которой Долбушин продолжать чертить в блокноте, Белдо катал шарики из хлеба, а Тилль ковырял вилкой принесенный Младой кусок мяса и то подносил его к ноздрям, то подозрительно смотрел на ведьму, сохранявшую королевское спокойствие.

Наконец Гай заговорил снова, но уже не стеклянным голосом, а самым обычным, сухим и деловитым:

– Замысел черепа был прост. Всего лишь транспортный уникум. Доставлять с двушки любое количество закладок, не сливаясь с ними. Болото попросту не будет знать, что находится внутри черепа , поскольку он для них непроницаем. Они могут воздействовать только на сознание его носителя, поскольку череп все-таки уникум полного растворения.

– Но болото будет догадываться! – сказал Долбушин.

– Разумеется, Альберт! Но знать и догадываться – разные вещи. Когда вы видите инкассаторскую машину, вы догадываетесь, что внутри не сливовое варенье. Но сколько там денег? Сто тысяч? Сто миллионов? А может, она пуста и тихо-мирно едет на заправку? Этого вы не знаете, а потому не будете нападать на нее, что вы, возможно бы, сделали, если бы вам было известно, что она везет, допустим, самый крупный алмаз.

– Она его не везет! – улыбаясь, сказал Долбушин. – Самый крупный алмаз находится у…

– Да знаю я его! – отмахнулся Гай. – Вы ему хоть хлеба иногда покупайте, своему хранителю! В прошлый раз он воровал еду прямо с тарелок и рассовывал ее по карманам.

– Все предусмотрено. У него в карманах пакеты. А для напитков он носит термос, – сказал Долбушин. – А хлеб ему покупать бесполезно! Если хлеб окажется в целой упаковке, он будет стараться его перепродать! Деньги тоже давать бесполезно: он положит их в банк под проценты…

– У вас в форте одни психи, – брезгливо сказал Тилль.

– А у вас одно мясо! – сказал Долбушин. – И вообще, психи – это не у меня. Психи и шизики – это…

– Можете не продолжать, Альберт! – старушечьим голоском пискнул Белдо. – И не думайте, что я добрый. У меня есть карандашик для записи обид.