Михаил Михеев - Не будите спящего барона

– Да ничего, – целитель, похоже, моментально уловил его настроение и не собирался заострять тему.

– И я о том же, – усилием воли Аллен заставил себя нацепить привычную уже маску спокойствия. В конце концов, Элтон ни в чем не виноват. – Вон, некоторые регулярно мордами в салат падают, и ничего.

Целитель пожал плечами – крыть было, собственно, и нечем. Дворяне – воины, а не образцы благонравия, и многие в том, чтобы регулярно нажираться как свиньи, не видели ничего особенного. Особенно в столице… Барон непроизвольно поморщился. Помнится, сидели они как-то… К тому моменту, как он ушел, многие напились так, что полностью потеряли чувство реальности. Находиться в такой компании ему было… неприятно. Подумав секунду, Аллен решил сменить тему.

– Ты мне лучше объясни вот что. Как ты меня лечишь?

– Ну…

– Стоп. Ты в подробности не вдавайся. Я ведь не профессионал. Ты мне сейчас будешь рассказывать непонятно что и сыпать терминами, в которых я не пойму ничего, а сидеть и кивать с умным видом и кашей в голове неохота. На пальцах объясни, если можешь.

– Попробую. А что тебя заинтересовало-то так?

– Понимаешь, я всегда считал, что нечувствителен к магии. Ты же меня лечишь ею, причем не в первый раз. Как ты это делаешь?

– Довольно просто, – Элтон улыбнулся, как показалось барону, немного печально. – Начнем с того, что вся наша жизнь, вернее, представление о многих вещах – это огромный набор заблуждений. Вот сейчас, к примеру, ты заблуждаешься, считая, что магия и ты – понятия несовместимые. Постой, – он поднял руку, не давая Аллену вставить готовую слететь с языка фразу. – Сейчас ты мне скажешь, что раз сам ничего не можешь сделать магически, то и тебе магией не прилетит, и что тебе это тысячу раз уже объясняли. Так?

– Ну… так, – вынужден был признать Аллен.

– Они были правы, но при этом не говорили всего. А может, и сами не знали.

– Так, с этого места подробнее, – разговор, который должен был просто отвлечь Аллена ото сна, и впрямь его заинтересовал. – Что там они не знали?

– Много чего. Я попробую тебе объяснить, только, извини, постараюсь максимально упростить и опущу многие нюансы. Иначе просто не поймешь.

– Хрен с ними, с нюансами. Переживу как-нибудь.

– Я тоже так думаю. Итак, что такое магия?

– Насколько я помню, способность человека воздействовать на окружающую среду.

– Слишком примитивно. Я вон топор возьму, дерево срублю – и будет тебе воздействие. Но фокус в том, что никто не знает толком, что такое магия.

– То есть? А как же…

– Трактаты в три пальца толщиной? – закончил за него Элтон и печально усмехнулся. – А ты подумай сам. Если человек всерьез разбирается в чем-то, ему, чтобы объяснить суть вопроса, сколько надо времени и сил? Подозреваю, немного, ограничится несколькими фразами, все остальное – нюансы. Возможно, значимые, но все равно отражающие лишь частности. Если же человек старательно выводит словесные кружева, то он стремится замаскировать, спрятать за частностями либо главную часть информации, либо собственное невежество.

Аллен задумался – и кивнул. Сказанное Элтоном, в общем-то, совпадало с его представлениями о жизни. Целитель усмехнулся в ответ:

– Вот тебе и все трактаты. Никто до конца не знает, что такое магия, но это не мешает разрабатывать стройные теории и пользоваться ею. Правда, иногда эксперименты на основе непроверенных теорий заканчиваются плохо.

– Большим взрывом?

– Чем-то вроде, – кивнул Элтон. – Если в лаборатории – это еще куда ни шло, но в Тригайской битве, к примеру, один из магов применил непроверенное заклинание, существовавшее до того лишь в теории. Хрестоматийный случай, о нем начинающим магам часто рассказывают на лекциях, к месту и не к месту. Тогда погибли обе армии и ближайший город, как раз тот самый Тригай, вместе с деревнями вокруг. Почти сто тысяч жертв и бесплодная пустошь, на которой до сих пор ничего не растет, а люди, попав туда, рискуют заболеть неизвестными болезнями. От некоторых сгораешь в считаные часы, другие пожирают человека годами, но результат один – смерть. Лечить их так и не научились.

Барон задумчиво кивнул. Как же, слыхал. И не только слышал, но и видел. Пришлось ему как-то проезжать по самому краю Тригайской пустоши. Белый, очень мелкий и такой чистый, что казался звонким, песок, густо заросший ромашками. Белыми, очень крупными, он нигде ни до того, ни после, не видел таких. Почему-то именно этот цветок первым заселял бесплодные пески. Однако через пару сотен метров ромашковое поле кончалось и начиналось голое, абсолютно пустое пространство. И от этого, от буйства покачивающейся на ветру жизни, переходящей в смерть, становилось даже не жутко – тоскливо…