Андрей Мансуров - Разрешенная фантастика – 2

Боль он испытывал адскую!

Но хуже всего было видеть эти глаза: глаза леди Игнельды!

В них пылало ярче степного пожара, всё: и первобытная ярость, и ненависть, и нечто хищное, кровожадное, неописуемое! Эта застывшая судорога, исказившая такое, лишь недавно прелестное, лицо! Оскал острейших белых зубов – чёрт!

Они же во всём походили на зубы детей – и как это он, слепой «учёный» крот, не заметил этого за ужином!

Нет – сейчас всё в Леди Дракон казалось несовместимым с сам о й природой Человека! И – Боже! – как же она наслаждалась его страданиями!.. Или – радовалась за детей?..

Вот теперь Билли знал, что дьявол – существует!

И воплощён этот дьявол – только в женщинах!..

Впрочем, она не солгала – поедали его быстро.

Во всяком случае, кричать и выть он мог до самого конца, когда «старшенький», похоже, вдоволь наигравшись с жертвой, перегрыз ему горло…

7. Шахта смерти.

Рассказ. (Пролог из романа «Конан и Волшебник с Севера».)

Глаза Дамира горели лихорадочным огнём. Ноздри трепетали. И дрожь в руках невозможно сдержать! Сердце сейчас, кажется, выскочит из груди! По спине струится липкий пот… О, это несравненное чувство!..

Предвкушение.

Ощущение того, что вот сейчас, сейчас…

Нет, ни за что на свете не согласился бы он в эту минуту поменяться местами ни с одним из смертных! Будь тот хоть трижды султан, король, раджа, или ещё кто!..

Именно из-за этих кратких, но таких упоительных мгновений, он и не может никак развязаться, порвать окончательно со своей профессией. Со своей страстью!

И вот она – перед ним! Она! Очередная мечта, очередная Волшебная Звезда! Загадочным светом своей Тайны заведшая его на край света!

Она перед ним. Только – спустилась. На бренную землю. Вернее – под неё. Да, это она… Вожделенная и заставившая опять столько выстрадать и… Поработать.

Шахта.

Возможность достать неисчислимые сокровища. Возможность покончить, наконец, с рискованной и пр о клятой всеми Богами и людьми, профессией – профессией потрошителя могил. Профессией грабителя сокровищ. Работой гнусной сволочи, (Как его иногда мягко называют!) которая тревожит Дух умерших.

Да, он – грабитель могил.

Он не хотел становиться им. Однако так распорядилась Судьба!

Но жалеет ли он об этом теперь?.. Сможет ли остановиться, даже если сейчас сорвёт тот сказочный Куш, на который имеет все основания надеяться?! Или…

Или его снова неотвратимо потянет… Да не то, что потянет: за шиворот потащит, повлечёт – снова испытать то, ради чего он готов изворачиваться, интриговать, предавать, подкупать, мотыжить землю в поте лица!.. И – даже убивать.

Профессия. Работа.

А что ещё могло стать его уделом? Кто бы взял его в ученики, в подмастерья?!

Какой Цех захотел бы так опозориться?!

Отец – вор-домушник, окончивший жизнь на плахе, когда Дамиру не исполнилось и года. Он никогда не видел его. Да и что бы изменилось, если бы и увидел? Ведь тот никогда не признавал отцовства. И не помогал матери ни в чём, пока был жив.

Нельзя не признать определённой оправданности его позиции: мать Дамира была проституткой. Причём – с огромным стажем. Ничем другим не занималась буквально с детства. Да, собственно, и не хотела, как не без оснований подозревал Дамирчик.

Что же могло проявиться с такой наследственностью в характере отпрыска шлюхи и вора? Нелюбовь к банально-тяжкому кропотливо-предсказуемому труду ремесленника, дехканина или водовоза…

Зато вот – авантюризм, презрение к риску, и жажда наживы, как и неразборчивость в средствах, точно – были у него в крови!

Когда мать окончательно спилась, и не могла больше привлекать собой даже самых непритязательных клиентов, семилетний шустрый мальчонка уже мог один спокойно добыть им на пропитание. Портовый город даёт большие возможности не стеснённому моральными принципами и скромностью пронырливому от природы юнцу, да ещё и с острым язычком.

Матросы, торговцы, обыватели, а затем и почтенные горожане из зажиточных, на своей шкуре ощущали, как растут и совершенствуются навыки и изобретательность Дамира. Поймали его всего один раз – когда ему было девять лет. Но ему посчастливилось тогда отделаться хорошей поркой, прикинувшись семилетним. С его хрупким телосложением и маленьким ростом он всегда казался младше своих лет. Зато отлично мог проскользнуть в любую форточку, или щель под воротами, или даже трубу камина.

В тот раз ему повезло: с восьми лет его ремесло считалось уголовно наказуемым. За первую кражу отрезали уши и нос – чтобы всем издали было видно, за что человек наказан. За вторую – правую руку. Если и это не помогало исправить грешника, на третий раз отрезали голову. Голову у них в Каримане именно отрез а ли – долго и мучительно, чтобы присутствующие на казни могли в полной мере насладиться воплями и хрипами жертвы, и осознали неотвратимость и мучительность наказания.