Вера Огнева - Дети вечного марта

– Нет… то есть да.

– Ты не выполнил приказа.

– Но это – то же самое, что искать иголку в стоге сена, – в голосе Ария против воли прорвалось раздражение. Герцог прикусил язык, однако было поздно.

– Ничтожество, – без выражения, без угрозы, просто констатация факта.

– Тело свел болезненный спазм. Кости начали выкручиваться из суставов. Ему даже воздуха не оставили и только, когда помутилось сознание, страшный голос разрешил дышать, но приказал:

– Повтори: «Я – ничтожество».

– Я ни-ч-чтожество, – выдавил герцог.

– Мальчишка тогда исчез, – как ни в чем не бывало, продолжала темнота. – Не думаю, что он погиб. Прошло двадцать лет. Он вырос. Ты должен его отыскать. Найди его и приблизь к себе. Если не получится миром, захвати и держи под усиленной стражей.

– Зачем он тебе? – человек постарался, чтобы его слова звучали искренне. – Пойми, чтобы добиться успеха, я должен больше знать…

– Много знать вредно, – усмехнулся невидимый собеседник, давая понять, что угадал лицемерие. – Единственное, что ты должен – выполнить приказ. Ты забыл, что мне не задают вопросов? Ты, кажется, вообще забыл, кто я? И кто ты?

– Я – герцог, – язык почти онемел.

– Ты – слизняк.

– Я – твой сын!

– Это не меняет дела.

Саня

– Мамка, а зачем звезды?

– Чтобы путники дорогу находили.

– А зачем дороги?

– Чтобы люди не потеряли друг друга.

– Мамка, а почему идет дождь?

– Спи. Завтра с тятей на поле поедешь. Будешь помогать.

– Мамка, а почему ты такая толстая стала?

– У тебя скоро сестренка родится.

– А почему не братик?

– Так колдун Зязя сказал. Он видит.

– А почему он меня зверенком ругает?

– Он не ругает. Он просто устал. Всяк к нему лезет: наворожи, да наворожи. Надоели ему все.

– А вертихвостка это зверь?

– Нет. Это соседская Лилька.

– Колдун тоже так говорит.

– Ты спать будешь, аль хворостину взять?

– Буду. А меня Лилька тоже зверенком дразнит. Шерсть, говорит у меня на спине.

– Ты рубашку не снимай, никто и не увидит.

– А на руках?

– Урожай снимем, сестренка с Божьей помощью народится, тогда и сходим к колдуну. Он тебе шерстку на ручках выведет.

– Давай, завтра пойдем.

– Без подношения нельзя.

– А когда она народится, ты меня уже любить не будешь?

– Глупый, я тебя всегда любить буду. Ты ж мой сыночка.

– А Лилька дразнится, что меня в речке поймали. Как пескаря.

– Я ей уши надеру. Тебя нам Бог послал.

– А сестренку?

– И ее Бог послал, только другой дорогой.

* * *

За стенами сарая жарило лето. Пока бежали по городу, пока выбирались за стену, пока петляли по межам, Саня успел взмокнуть. Потом – кивок провожатого в сторону двери, высокий порог, и будто провалился в прохладные весенние сумерки. В первый момент понравилось, во второй тревожно захолодило спину, а теперь уже и вовсе ознобно потряхивало.

Саня спрятал руки, зажал коленями. Между ладонями хлюпнуло. Сидел, нахохлившись, ничего хорошего для себя уже не предполагая.

Напротив, через стол устроился высоченный костистый мужик. Жесткие пепельные волосы свободно падали на плечи. Крупные уши тянулись вверх. Из лошадей, сразу определил Саня. Зовут Шак.

Провожатый устроился тут же, привалившись к торцу стола. Назвался: Жук. А какой он, к лешему, Жук! Жук, он чернявый, коренастый, жизнерадостный – стоит: руки в боки, глазами весело посверкивает. Жуки они на юге больше живут. А провожатый кто? То-то и оно, что так вот, сразу не понять. Легкий, невысокий, жилистый. Лицо голое, тоже какое-то жилистое. Черты мелкие. Белые как лен, прямые волосы свешиваются на грудь. Кто?

Зря отвлекаюсь, спохватился Саня, не о провожатом надобно печалиться, а о себе.

Когда Жук подошел к нему в городе, было не до расспросов; вообще ни до чего дела не было, кроме собственных прискорбных обстоятельств. Саня как раз прятался. Спереди раскорячился воз, доверху наваленный сеном. Сзади – глубокая каменная ниша. Бежать, когда кругом сонный полудень, когда людям нет надобности спешить и они как ленивые мухи ползут от тенечка к тенечку, да и тех людей на улице всего-ничего – только себя выдать.

А удрать хотелось так, что в пятках кололо. Нарвался, так нарвался! Три недели прожил в этом городе тихо, спокойно… нет же, натура, будь она неладна, взяла свое.

Виновата была девчонка, которую Саня вечером встретил у городского колодца. Остановился попить, перебросился парой слов с черпальщиком и уже собрался топать к себе, а тут – она. Проводите, говорит, меня, молодой человек, до дому, сама я сильно опасаюсь ночных страхов. Он тихонько хмыкнул на бабьи глупости, – откуда страхи в тихих как сухое болото Кленяках? – и пошел провожать. Сначала, как положено – к ее дому. Потом она запросилась, погулять. Они ее и пригулял к себе в каморку под городской стеной.