Роман Ударцев - Сумрачный мир

Отовсюду доносился гомон города, и он разительно отличался от звуков Поселка. В Поселке слышался детский смех и мужской, хоть и добродушный, мат, женская речь и хохот, звон посуды, визжание пил и стук молотков на постройке нового загона для гигантских улиток.

Здесь же основными звуками были стоны и крики. Почти все покрывала странная грязь, похожая на потеки ржавчины, смешанной с глиной. Чуть позже Рита догадалась что это засохшая кровь. Ортодоксы занимались своими делами, женщина старалась не смотреть, но все же, иногда выхватывала картинки, которые после долго мучили их в кошмарах.

Справа в длинной, неглубокой, забранной железной решеткой, пещере, девушка разгонялась и билась головой об острый выступ, разбрызгивая кровь и оставляя на камне плоть и волосы. Падала, потом приходила в себя, ползла в другой конец пещеры, с трудом поднималась на ноги и, с остервенением, снова кидалась на камень.

Ближе к утесу аромат города, ортодоксам некогда было за спасением души, заниматься такой ерундой как туалеты, просто валил с ног. Там была огромная выгребная яма. Разумеется, она не пустовала, несколько десятков человек, стояли по шею в ней. Эта картина окончательно уничтожила в женщине, даже те, крохотные ростки сочувствия к фанатикам, что были раньше.

Миша отмечал другое, хотя его тоже мутило от увиденного. В городе было гораздо больше железа, чем в любом другом человеческом поселении. Причем он сильно сомневался, что все это осталось от Сдвига. Большая часть орудий пыток создавали после в кузницах.

Он нахмурился. После Сдвига люди расслабились, уже очень давно никто ни с кем не воевал. Земля была щедра, климат теплый, хищников нет и делить, по большому счету было нечего.

Пока ортодоксы, думал он, сидят в Спокойных холмах и удовлетворяются издевательством над собой. Но раньше или позже, им придет в голову идея, облагодетельствовать остальных. Тогда кузницы начнут ковать не дыбы и клещи, а топоры и мечи.

Надо поговорить с Гаврилычем, думал Миша, обходя клетку, в которой сидел истощенный человек, причем настолько, что уже было непонятно, мужчина это или женщина. Если они себя не жалеют, то что они принесут с собой? Гитлер, Чингизхан и Иисус Навин, в сравнении с ними покажутся расшалившимися детьми. Хотя вряд ли ехиатойцы будут вмешиваться в человеческие конфликты, это не в их правилах, но может, посоветует что-нибудь.

Миша задумался и понял, что они дошли, только когда чуть не врезался в спину ковыляющего впереди одноногого. Они оказались на противоположной стороне площади, возле самого большого храма.

– Вот ваши кельи – прохрипел главный указывая на шесть каменных колодцев перед входом.

Рита сделала вид что заинтересовалась, подошла к ближайшему и незаметно сбросила с руки ленточку, мысленно умоляя сделать Мишу тоже самое. Колодцы были не глубокими, метра два. Из щелей в кладке торчали ржавые шипы. Некоторые крепились перпендикулярно стенам, а некоторые на манер кошачьей шерсти, поднимались, при попытке вылезть. Шипы на дне, Рита была уверена, что они есть, скрывала жижа, состоящая из испражнений и крови. Ортодоксы основательно подошли к обучению новых адептов, не оставив там большую часть мяса, новичок не выберется. Из соседнего колодца доносился стон, но Рита побоялась заглядывать туда. Она надеялась, что Гаврилыч не подведет.

Она оглянулась и оторопела. Даже мысли о собственной безопасности куда-то исчезли. На краю площади стояла девочка лет десяти и, с холодной заинтересованностью смотрела на пришельцев.

Такого она не ожидала даже от ортодоксов, хотя в их извращенной логике, это было нормально. Просто женщине казалось невероятным издеваться над ребенком. Фанатики же, делали это со спокойным сердцем и, как всегда, с самыми благими намерениями. Мысли скрутились в какой-то узел, Рита подумала, что вот-вот упадет в обморок.

Она вспомнила Йоко. Первое время после Сдвига, детей не было, а женщины перестали беременеть. Кто говорил, что это вина женщин, кто что мужчины потеряли что-то в семени, споров было много. Пока не пришли ехиатойцы и объяснили, что это просто невозможно. Такую новость приняли болезненно, но время шло, и через десять сезонов, или как некоторые называли по привычке, лет, все успокоились.

Однажды Мать Штриха, тогда еще просто Алиса-художница искала цветных сверчков для красок и увидела, как с вершины холма спускается Йоко, худенькая, слабая от голода и страха. Сейчас Мать Штриха всем рассказывает, что она издалека поняла, что это ребенок, Рита ей не верила. Потому что никто сначала не поверил, когда Алиса привела трясущуюся от ужаса, завернутую в пончо девочку. Люди подходили, смотрели, хотели потрогать, но видя страх в глазах, опускали руки.