– Если тебя, это утешит, Вейм, но в Совете тебя тоже не любят. Ты слишком резка с благородными господами. Но сейчас это уже не важно. Завтра в обед Совет соберется, и главная жрица объявит, о том, что твоя кровь не кипит под лучами полной Луны. Как только это произойдет, за твою жизнь я не дам и гроша. У тебя есть время только до обеда. Даю тебе слово, что до заседания Совета о том, что ты провалила ритуал, никто не узнает.
– В Драгонхолле даже у стен есть уши. Если узнала ты, то узнают и другие.
– Исключено. О том, как прошел ритуал, знает только Верховная жрица Лоррен и две её немые помощницы. Жрица моя давняя должница, она будет молчать столько, сколько положено.
– Значит завтра с утра… Я думала, у меня есть хоть какой-то выбор.
– На то была воля богов, – отрезала Маа.
Девушка усмехнулась и, закрывая окно, бросила последний взгляд на холодное море, лениво плескавшее у подножья утеса, на котором стоял замок. Там, за витражным стеклом узкого стрельчатого окна, шумели волны, ударяясь о поросшие тиной серые скалы, свистел ветер, путаясь в полотнищах флагов, кричали, укладываясь на ночлег, чайки.
В маленькой комнатке на самой вершине замковой башни, было тепло и уютно. Камни, из которых она была сложена, за короткий летний северный день успели нагреться и теперь медленно отдавали жар. Маа зажгла толстую желтую свечу, намекая о том, что разговор не закончен, и в комнатке запахло воском. Блики огня заплясали в ее больших карих глазах, отразились от полированной поверхности камней в массивном ожерелье опутавшим шею и маленькой радугой легли на шпалеру украшавшую стену. Не смотря на возраст на лице женщины практически не было морщин, а длинные густые серебристые волосы не трогала седина. Она все так же была стройна, а её горделивой осанке завидовали молодые девушки.
– Мне нужно собираться. Путь не близкий,– проговорила девушка, накидывая на хрупкие плечи серый плащ с меховой оторочкой.
– Я уже отдала все распоряжения. Посиди со мною, Вейм. Нам много о чем надо поговорить.
Два месяца провели драккары, бороздя воды холодного моря. Сквозь шторма, туманы, плыли они на юг. По истечении третьего месяца, в один из хмурых летних дней на горизонте показалась тонкая полоска земли. Родные земли встречали Вейм и её спутников мелким моросящим дождем.
– Добро пожаловать домой, – с плохо скрываемым сарказмом произнесла Вейм, доставая карту из кожаного тубуса.
Тубус был стар и потрепан. На его лоснящихся боках красовались яркие разводы: багровые от вина, белесые от соли, жирные от солонины, чуть зеленоватые от травы и темно синие кляксы чернил. Падающие с неба капли оставляли на его кожаной поверхности темные пятна. Стол, на котором была разложена карта, был такой же потрепанный жизнью и северными ветрами, как и тубус.
– Поплывем вдоль берега на юг до первой рыбацкой деревеньки, – проговорила женщина, проводя пальцем вдоль ломанной синей линии, изображающей берег. – Нам нужно добраться до Хили, потом подняться вверх по течению до Мянтувиля, а там до Таммивиля рукой подать. Получится большой крюк, но пытаться высаживаться на побережье и пробираться через болота и леса напрямую до Таммивиля было бы верной гибелью. Карт Озерного края у нас нет, да не думаю что, они вообще существуют. Места здесь дикие, плохо разведанные. По крайней мере, так было шесть лет назад. Не думаю, что что-то изменилось.
– Госпожа, может, привал устроим? Поохотимся, костерчик разведем, авось горяченького покушаем, – спросил лысый крепкий мужчина неопределенного возраста, сидящий на пустой бочке из-под рыбы. – Уже месяца три, считай, одной солониной питаемся.
– Ирсен прав, госпожа. – Заметил стоящий рядом высокий статный мужчина в темно-синем дорожном костюме и темном плаще. – Запасы воды и еды на исходе. Люди устали. Дайте нам день, чтобы восстановить силы.
– Хорошо, Хаген, – с плохо скрываемым раздражением ответила женщина. – Но завтра, на рассвете, мы снова двинемся в путь. И скажи людям, пусть не попадаются на глаза местным. В моем мире вся земля принадлежат лордам, и охота без разрешения землевладельца запрещена.
– Не волнуйтесь, госпожа. Если нас кто-то увидит, тот об этом тотчас же забудет. – Хитро прищурил левый глаз Хаген, и его лицо свело судорогой. Правый глаз был прикрыт повязкой, из-под которой был виден вертикальный шрам, проходивший через всю правую половину лица от высокого лба до подбородка. – Навсегда забудет.
Читать дальше