Максим Шендря - Внутреннее пламя. Часть первая

– Зачем меня с собой взяли? – спросил мирянин, повернув украшенное распухшим носом лицо к наставнику.

– Решил, что хватит с тебя дежурить, – спокойно ответил Фримэн, поглаживая лошадиную гриву. – Подыщу тебе иное занятие в целях воспитательного процесса. Может, вспомнишь – кто ты есть.

– Опять двадцать пять… – небрежно бросил молодой мирный воин, отрицательно покачав головой. – Как будто за пять лет обучения мне этого не хватило… Я уже давно знаю ответ.

– А мне кажется не совсем, – ударил его Фримэн жестким взглядом. – Нечего об этом говорить – эта тема не обсуждается. Волнующие тебя детали объясню после аудиенции.

– Как скажете, учитель, – отрешенно бросил Дункан, уже успевший целиком уйти в созерцание молоденьких девушек, стиравших белье в водах мелкой речушки, которая текла с правой стороны от тракта.

Фримэн беззвучно усмехнулся, глядя в затылок этого весьма неоднозначного человека и понимая, что видеть его все-таки рад. Дункан мог вчистую проиграть в первом впечатлении, но старик знал его уже шестнадцатый год и не переставал удивляться многогранности своего ученика. В свои тридцать пять лет он был, пожалуй, если не самым, то одним из самых выдающихся мирных воинов в ордене. Причем выдающимся в обе стороны сразу.

Первая сторона – превосходный фехтовальщик, способный с легкостью перещеголять лучших бойцов королевской гвардии во владении клинками. Дункану доводилось в одиночку убивать опаснейших теникудов, на которых другие ходили по двое, а то и по трое. Хоть в храме мирных воинов он не любил часто появляться по неким личным причинам, однако там его подвиги всегда любили вспоминать. Стоит уточнить, что именно подвиги, а не самого Дункана, поскольку друзей среди членов братства он нажил себе немного. На этом первая сторона заканчивается, не успев толком разогнаться, зато начинается вторая – и тут придется задержаться несколько подольше.

Безответственный, вспыльчивый кутила и обормот, зачастую преследующий только собственные интересы. Даже свою миссию по устранению угрозы со стороны чудовищ Дункан умудрился превратить в черт знает что. Имелось несколько случаев, когда в храм поступали письменные жалобы от самых разных людей. В основном Дункана обвиняли в вымогательстве денег, которые он нагло требовал в обмен на избавление от опасности. Мирянин безошибочно играл на самых уязвимых струнах людских душ, осознавая, что у отправителей подобных писем просто нет другого выхода, кроме как нанять его. Под ударом стояли их близкие – и поэтому людям приходилось сначала платить, а уж потом жаловаться. Весьма печально, учитывая, что мирные воины с самого становления ордена призваны былипомогать в этом вопросе абсолютно бескорыстно.

Фримэн уже неоднократно всерьез задумывался списать Дункана со счетов. Кстати, это был бы первый случай за всю историю ордена. Однако, каждый раз оказываясь перед подобным выбором, он вспоминал обстоятельства, при которых они впервые встретились. Значимый для обоих обрывок прошлого неизменно останавливал наставника, равно как и осознание, что Дункан еще до конца не обрел себя и не раскрыл иных сторон своей души.

Вот краткое описание самых важных личных качеств человека, который ехал верхом на лошади рядом с Фримэном. Наставник оставил его взглядом и устремил глаза к возвышающейся впереди мрачной громаде королевского замка, появившейся вдали, стоило приблизиться к городским воротам. Несомненно, размышлять о Дункане можно было долго, но впереди Фримэна ожидала важная встреча с правителем Кернова – Весимиром. Ум должен был пребывать в чистоте, поскольку от этой аудиенции, вероятнее всего, зависел весь трехмесячный поход наставника мирных воинов…

Король Весимир смерил изучающим взглядом худощавого пожилого мужчину, непринужденно стоящего на расстоянии десяти шагов от трона. Его коротко подстриженные волосы, а также небольшая опрятная бородка, полностью выцветшие сединой, весьма ясно подчеркивали преклонный возраст человека. Сверху накидывало года и смуглое лицо, густо покрытое морщинами. С помощью столь нехитрого наблюдения можно было абсолютно уверенно составить образ мужчины, давно отжившего свое. Однако легкость, с которой он ворвался минутой ранее в тронный зал, кошачья мягкость шагов и раскованные движения этот образ столь же уверенно разрушали начисто.