Анна Сешт - Берег Живых. Буря на горизонте

Детали путешествия уже были оговорены. Анирет спокойно наблюдала, как ладьи изменили курс и стали причаливать к небольшой пристани. По берегу у воды раскинулись буйные рощи, но за ними виднелись красноватые скалы некрополей и далёкие силуэты храмов. К одному из из тех храмов и лежал её путь.

Заслышав и почуяв приближение ладей, утки и ибисы с возмущёнными криками взмыли в воздух из тростниковых зарослей, а гревшиеся в заводи крокодилы поспешили уйти глубже под воду. Под крики кормчего матросы и гребцы искусно выровняли ладью, и работники пристани помогли ей мягко причалить. Высоких гостей уже встречали несколько жрецов и сам почтенный Кеваб из вельможного рода Руйи, управитель сепата Сутджа, к которому относилась столица. В обязанности Кеваба, в частности, входила и забота об императорских некрополях, раскинувшихся на много миль в окрестностях Апет-Сут. Радушно, в самых цветистых выражениях, он приветствовал прибывших, предлагая брату и дочери Императора разделить с ним трапезу в его имении, в тени плодовых деревьев, но Анирет и Хатепер не спешили принимать любезное предложение. Прежде девушка должна была исполнить то, что наказал ей предок. Дядюшка переговорил с управителем сепата сам, чинно заверив, что они с радостью присоединятся к трапезе вечером и продолжат путь уже завтра. Все церемонии были соблюдены. А потом Хатепер наклонился к чиновнику и тихо объяснил, зачем им нужен был проводник. Глаза Кеваба слегка округлились, и он перевёл взгляд на Анирет. Царевна вежливо улыбнулась, сохранив на лице бесстрастность.

– Нечасто наши гости посещают те места, да и дорога, хоть и мощёная, изрядно заросла, – пробормотал чиновник, а потом хлопнул в ладоши, подзывая к себе какого-то худощавого юношу-жреца, украдкой разглядывавшего Анирет. – Проведи высочайших гостей кратчайшей дорогой, и смотри, чтоб даже тень неприятностей не коснулась их, Тахири.

Юноша глубоко поклонился.

– Я верно понимаю, что высочайшие желают пройти к храму? – тихо уточнил он.

– К тому храму, да, – нетерпеливо кивнул Кеваб.

– Честь и радость для меня, – молодой жрец улыбнулся, снова поклонившись.

– Тахири вроде как сказитель, – пояснил управитель сепата, обращаясь уже к Хатеперу и Анирет. – Страсть его к истории Владык, воплощающих его Бога, велика, так велика, что он и запретов никаких не боится. Лучшего проводника вам не найти. Даже я сам знаю тропу не так хорошо.

На том они распрощались до вечера. Анирет и Хатепер пошли за Тахири в сопровождении нескольких воинов, в числе которых был и Нэбмераи, официально носивший титул первого стража царевны. Храм лежал ближе, чем некрополи, но и до него было никак не меньше пары часов пути. Управитель сепата поспешил выделить лошадей и повозки, на которых можно было преодолеть часть дороги до храмовых рощ, но дальше лучше было идти пешком.

Когда-то, четыре поколения Владык назад, здесь были ухоженные рощи и сады. Но уже давно эти деревья и кустарники не знали заботы садовников, хотя лишить их воды никто не посмел. Ирригационная система осталась и поддерживалась, но никто не входил в рощи, чтобы подрезать ветви или собирать плоды. Со временем здешние места обросли сомнительной славой, как и всё, что было заброшено. Жители сепата Сутджа считали, что в забытых храмовых рощах обитали недобрые обиженные духи, вызванные проклятием. Долгое время входить сюда было запрещено, а потом большинству уже и не хотелось.

Забвение. Таков был приказ Владыки Тхатимеса Эмхет, известного как Тхатимес Завоеватель – Императора, при котором пределы Таур-Дуат расширились больше, чем когда-либо. Он был известен многими свершениями и прежде всего – усовершенствованием армии, величайшим со времён упадка, один из которых пережила Империя где-то за три поколения до него. И, пожалуй, не менее значимым его поступком было то, что он попытался стереть из истории следы правления Владыки, предшествовавшего ему… точнее, Владычицы. Но разве возможно погрузить в забвение целую эпоху правления, в которую земля процветала? История говорила сама за себя. Тхатимес присвоил часть свершений Владычицы и запретил упоминать её имя. В народе его уже и не употребляли, но роды Эмхет и Таэху помнили, как помнили и жрецы Ваэссира. Владычица не совершала преступлений против Божественного Закона, и потому не могла быть наказана забвением, но что Император сумел сделать законно, то он исполнил. Народ Таур-Дуат более не решался славить имя Владычицы в открытую. На части статуй и обелисков её имя и титулы и вовсе были заменены на имя Тхатимеса. Так поступал не он один. По сути, каждый Владыка являлся воплощением Силы Ваэссира, и, стало быть, деяния одного могли быть приписаны и другому. Власть цариц в Таур-Дуат была велика. Часто они становились регентами при своих родственниках, а иногда в политике решали больше, чем действующий Император. Но случаев, когда женщина принимала в себя Силу Ваэссира и воцарялась на троне, за всю историю рэмейского государства было лишь несколько. И ни одна из них не правила так долго, как Владычица Хатши Эмхет Справедливая. Император Тхатимес и его сторонники распространили слухи, что женщина на троне Таур-Дуат неизбежно принесёт в страну несчастье, поскольку попытка вместить Силу Ваэссира в неподходящий сосуд повлечёт за собой дисбаланс сил. Разумеется, такие теории существовали и задолго до него, но при Тхатимесе пыль веков с них стряхнули и придали им официальный статус. Кто-то из наиболее ретивых его сторонников даже предпринял попытку вскрыть гробницу Владычицы и осквернить, но их жестоко покарал уже сам Император. Каковы бы ни были его отношения с предшественницей, а Закон он чтил и защищал.