Анна Хан: У каждого свой путь в Харад

Шелест молчал, снова сооружая из четок очередной узор.

– Так о чем принц-неудачник разглагольствовал с нашей Дариной? – спросил бородач, нарушив молчание.

Шелест сначала пожал плечами, потом его капюшон развернулся прямо в сторону Саммара. Саммар тут же почувствовал холод.

«Никак к этому не привыкну», – пронеслось в его голове.

«И не надо», – услышал он в ответ от Шелеста. Слова, минуя слух, возникали прямо в мозгу. Через мгновение Саммар уже видел картину, развернувшуюся совсем недавно на берегах латфорской речушки. Он видел все так, как будто сам был там.

«Меня волновали картины, развешанные на стенах шатра, – звучал голос монаха, – я не мог уснуть, пытаясь понять, что с ними не так. Дарина прошла мимо меня, но я не обратил внимания на ее дальнейшее отсутствие, пока не забеспокоился Гыд. Его мысли словно стучали у меня в висках, заглушая мои собственные. Он мешал мне. Но именно из-за него я и отвлекся на Дарину и принца. И зря, кстати. Ровным счетом ничего интересного. Для меня, я имею в виду.

Он долго говорил о себе, о своей семье, о детстве, потом спрашивал о том, что повлияло на ее судьбу. Как ни странно, на это ушло несколько часов. Что можно было описать в нескольких словах, они растянули на длинный детальный разговор. Мне было так скучно, что я чуть не заснул. Лишь Гыд мешал провалиться в сон своим занудным беспокойством. И картины… Там было не все так просто с этими картинами. Потом я понял…»

«Постой, так принц говорил с Дариной о своей жизни? Он действительно рассказал ей все?»

«Тебя интересует, насколько версия, изложенная его высочеством Эльяди, расходится с официальной?»

«Да какая там официальная версия! Все, что известно о Небывалом королевстве, похоже скорее на сказку-страшилку, чем на историю государства».

«У тебя просто не было доступа к латфорской библиотеке».

Саммар фыркнул:

«Скорее, у меня не было времени на латфорскую библиотеку. И желания в ней копаться – тоже».

«Потому ты и считаешь Вильярд сказочным. Что ж тут удивительного? К слову сказать, лет сто назад не было никакого Небывалого королевства. Вильярд был самым обычным государством. Не сказать чтобы большим или слишком просвещенным. Торговали они направо и налево; временами воевали, как и все – с переменным успехом… В общем, все как у всех».

«Подожди, как это? Не может быть, чтобы всего сто лет прошло, его никто не помнит – так, как будто и не было никогда никакого Вильярда!»

«А что тут странного? Люди помнят только то, что касается их самих. Или то, что стоит помнить. Что выгодно, понимаешь? А для чего хранить память о стране, за считаные годы погрязшей в пучине бедствий? Люди чурались ее. Называли проклятой – так же, как и самого правителя. Тийчин Энер V Проклятый – ничего себе имечко, а? И это еще при жизни монарха. Он, кстати, и был отцом принца-неудачника».

«Выходит, прозвище прилипло к Эльяди не только из-за физической немощи?»

Монах отрицательно покачал головой:

«Не только. Все события, относящиеся к его молодости, носят признаки тотальной неудачи. Ну а назвать обстоятельства, при которых Эльяди Энеру достался трон, трагическими – так это, по сути, вообще ничего не сказать».

«Странно, принц – и не везет?»

«Ты действительно думаешь, что это странно?» – усмехнулся монах, и Саммар очень пожалел, что тот имеет сейчас доступ к его мыслям. Памятуя о происхождении самого Шелеста, он бы никогда не произнес ничего подобного вслух. Принц-монах – прямо скажем, везения тут тоже не много.

Чтобы перевести тему разговора, харадец быстренько выудил из своей памяти вопрос, не касающийся монаха лично:

«И он плакался Дарине? Воспоминания давно минувших лет… Я не думал, что он настолько стар. Сколько ему?»

«Не то чтобы плакался… Может быть, она ему понравилась, может, просто хотелось поговорить – я не знаю. А сколько ему лет… Если я скажу, ты все равно не поверишь».

Бородач нахмурился:

«Почему? Даже если он стар… У нас в Хараде тоже полно долгожителей. И если поискать, можно найти тех, кто выглядит получше его в свои преклонные годы».

Саммар почувствовал, что его собеседник улыбнулся. Обмен мыслями был единственной возможностью уловить эмоциональное состояние монаха, обычно надежно укрытое темной завесой.

«Вот именно, ты сам сказал – преклонных. А Эльяди Энеру не столько лет, сколько он прожил».

У Саммара округлились глаза:

«Да ладно! Ты хочешь сказать, что он…»

В уме харадец мгновенно перебрал все возможные варианты. Монах намекал на то, что обсуждаемый принц ни много ни мало – не человек. Но тот, кого видел на переговорах Саммар, не был похож ни на одну известную ему нелюдь.