Ричард Кнаак - Лжепророк

– Мефисто мне улыбается, – пророкотал слуга, подняв взгляд на пленника.

Сделавшаяся куда более гладкой, речь его тоже совсем не вязалась с крохотной головой – приметой скудости ума.

Очевидно, невдалеке раздался какой-то шум, которого Ульдиссиан не услышал: Терул, сделав паузу, бросил взгляд вбок. Удостоверившись, что ничего дурного шум не предвещает, великан вновь повернулся к Ульдиссиану. Казалось, глаза его смотрят в самую душу пленника, и тут сын Диомеда окончательно убедился: этот Терул далеко не так прост, как полагает маг, Зорун Цин…

И, может статься, куда опаснее для Диомедова сына, чем сам чародей.

– Да, даже это тело, при всей его звериной мощи, выгорит слишком быстро, – посетовал Терул. – Я думал, оно продержится намного дольше, но, вероятно, тут как-то сказывается недоразвитый мозг. Любопытно было бы вникнуть в вопрос сей поглубже… но, разумеется, после.

О чем идет речь, Ульдиссиан знать не знал, однако такой поворот разговора ему ничуть не понравился. Попробовал он сосредоточиться на собственных силах, но символы на полу дурманили голову, не позволяя прибегнуть к дару. Чары врага оставляли ему лишь возможность слышать стоявшего перед ним, и не более.

– Бедный Дуррам, – продолжал Терул. – Он прослужил мне куда больше, чем я смел надеяться, однако я понимал: с какой быстротой сквозь джунгли ни мчись, догнать тебя не удастся. Думал перехватить невдалеке от столицы – знал ведь, что Кеджан ты стороной не обойдешь, но в спешке только сжег тело жреца раньше времени.

Весьма и весьма рассудительный тон Терула внушал нешуточную тревогу – тем более, что лицо великана искажалось сильней и сильней. На миг в его искаженных чертах мелькнуло нечто знакомое… но под воздействием чар, затуманивших голову, проблески воспоминаний тут же угасли.

Должно быть, тревогу во взгляде Ульдиссиана великан уловил, но истолковал ее неверно.

– Неминуемого возвращения этого дурня не бойся. Грехов за ним вскроется куда больше, чем он думает… а все – благодаря самомнению, подхлестнутому мной, усилившим все его чары, – склонив голову набок, признался Терул. – И, дабы ты не подумал, будто я все это время только болтаю попусту, обрати внимание: начертанное у твоих ног мало-помалу меняется согласно моим намерениям.

Едва великан произнес это, Ульдиссиан почувствовал токи могучих сил, захлестнувших его, сковавших волю куда надежнее прежнего, затуманивших разум настолько, что ввались сейчас сюда целое войско, он бы этого и не заметил.

Казалось, во всем мире для него больше нет ничего, кроме Терула, кроме этого устрашающего слуги… говорящего с Ульдиссианом так, точно знакомы они далеко не первый день.

И Ульдиссиан в давнем знакомстве с ним отчего-то не сомневался. Вновь принялся он бороться с чарами меловых символов на полу, призвав на помощь всю силу мускулов, всю силу дара и разума – только б добиться чего-нибудь, хоть какой-нибудь малости.

Терул приподнял кустистую бровь. В темных глазах великана блеснули искорки зависти.

– Какая мощь… да, должен признать, выбрав тебя, эта сука не просчиталась.

Его слова усилили тревогу Ульдиссиана во сто крат против прежнего. Сомнений быть не могло: речь идет о Лилит… однако откуда Терул знает о демонессе?

Напрягши память, сын Диомеда сумел припомнить, что говорил великан чуть раньше о жреце по имени Дуррам, о том, что добрался сюда, воспользовавшись… его телом. Выходит, на самом деле перед ним вовсе не Терул и даже не живое существо! Выходит, великан одержим неким злокозненным духом !

Нет, не одержим. Одержимость подразумевает, что слуга остается там, в собственном теле, а эта тварь, по всему судя, поглотила дух Терула целиком. Целиком, не оставив от великана никакого, совершенно никакого следа.

И вот теперь злонамеренный призрак вознамерился сделать то же самое с ним, с Диомедовым сыном…

В этот миг глаза великана расширились, заблестели от радости.

– А-а, вот все и готово! – протянул он, одарив Ульдиссиана жуткой ухмылкой. – С этим-то камешком, да с исправленным начертанием мне волноваться не о чем. Твое тело не выгорит, как эти два. Я вновь обрету целостность! И в твоем теле создам новый великий культ, иерархом коего, Примасом, стану сам! За это Мефисто щедро меня наградит. Быть может, сделает повелителем всего рода людского!

Его тон снова напомнил Ульдиссиану кого-то знакомого. Вспомнить бы только, кого…

– К тому же, в твоем теле будет намного уютнее, чем в шкуре кого-нибудь, вроде… ну, скажем, мастера Итона из Парты.