Михаил Булыух - Марш анонимов. Тануки. Том 1

– Ага. Только опять тот же косяк, – меланхолично ответил Младший техник.

– Да сколько можно? У тебя что, руки из жопы растут? Может, твои предки из Нагасаки?

– Это у тебя они…

– По всем показателям, сознание должно погаснуть. Если нет – загаси. Что, первый раз, что ли?

– Слушай, у меня смена заканчивается. И так уже пятый раз его втыкаю, три часа вожусь. Давай оставим как есть. В конце концов, всего три процента мощности потеряно.

– Тут три процента, там три процента! Я на тебя служебку накатаю! Разбазариваешь наше японское добро! А потом, стоит отвернуться, Курилы пропадают! – Старший Техник гневно буравил взглядом Младшего. Казалось, будь у него сейчас в руках катана, зарубил бы подчиненного на месте.

– Знаешь, если такой умный – на. Делай сам. А я посмотрю.

– Если все буду делать я сам, зачем мне ты?

– Я уже все пробовал, не гаснет сознание. Очень крепкая ки у этого человека была. Тело в кровавую пыль, а разум все равно жив.

– Да какой это разум? Остаточное мерцание! Что ты мне-то мозги паришь? Смотри на эту линию. Видишь? А должна быть какая?

– Должна быть прямая.

– А она?

– Часто ломанная. Да знаю я мат часть, чего привязался?

– Я тебя на переаттестацию отправлю! Знает он матчасть, понимаешь! Если бы ты не был братом моей жены, я бы…

– Но я ее брат. Так что заткнись, а то она тебе в черный рис опять тараканов накидает. На, подписывай акт. И пошли отсюда, у меня сегодня еще планы.

Планы Младшего Техника заключались в посещении опиумной курильни, которые недавно снова официально разрешили в Японии. Почти сразу после открытия каннибальских ресторанов и кинотеатров бесплатно крутящих бесконечное гей-порно.

– Чтобы через неделю проверил, понял? И если затухание само не прекратиться, повторил протоколы шесть, семь и восемь.

– Хорошо, договорились. Подписывай давай!!!

Но через неделю младший техник затухание проверить не удосужился. И через две тоже. И вообще. Потому что забыл.

Семен Барсуков беззвучно орал в черную пустоту и не получал ответа.

– Больно, больно, больноооо! БООООООООООЛЬНООООООООООООО!!! НЕЕЕЕЕТ!!! ХВААААААААТИИИИТ!

Он не чувствовал ни рук, ни ног, ни вообще тела. А вот боль чувствовал. Странно это. Боль в отрыве от организма, который, по идее, и выдает сигналы о боле.

Он орал и стенал долго. Почти вечность. С его точки зрения. А если ориентироваться по земным приборам измерения того, что мы привыкли называть временем – примерно три с половиной минуты.

Именно столько потребовалось японским профи, чтобы извлечь совсем чуточку поврежденный мозг из напрочь, в лепешку, раздавленного тела. Непререкаемо, стопроцентно мертвого тела. Которое, кстати, потом, втихаря, выкупил у сторожа крематория один из каннибальских ресторанчиков.

БДЫЫЫЫЩЬ!!!

Глаз не было, зрение не работало, но яркий многоцветный фейерверк взрыва Семен увидел отчетливо. После чего ненадолго отключился.

Это была ударная доза стимуляторов, стабилизаторов, регенераторов и прочей полезной химии. Да что там доза. Мозг Семена просто плюхнули в банку с этим коктейлем.

Память вернулась как-то вдруг. В основном память о боли.

А после боли был провал.

Впрочем, Семен не осознавал этого провала, для него боль была и сразу – рррраз. Боли нет.

Тогда Младший Техник произвел первое, профилактическое, обязательное гашение сознания. Действуя строго по инструкции. Он подобные операции бывало по сорок штук в день осуществлял. Иногда. Когда катастрофы массовые, или отравления, или теракты землю Японскую мучили. Но в среднем от семи до девяти гашений в сутки – норма.

«Что со мной?» – подумал Семен. Как-то отстранено подумал. Как обычно думают на тему купить ли еще упаковку туалетной бумаги, или двух рулонов, имеющихся дома, до завтрашнего вечера хватит.

Почему было так больно?

Может, это Ад? Ну да, специалистам моей квалификации именно туда дорога. Но почему тогда сейчас…

Почему сейчас ничего не видно, не слышно, не… запашно… не обонятельно… не воняет ничем. Ни тепло, ни холодно. Вообще никак. Даже пульса не ощущается. И дыхания. Тока крови. Жуткая, ватная, всепоглощающая тишина. Тишина страшит даже больше тьмы. Не слышно, как работает организм… Человек в течение жизни привыкает к стуку, бульканью, журчанию, сипению своего тела. И если все это отнять… Кошмар. Ничего нигде не чешется, даже капельку.

«Может, я умер? И это все-таки Ад такой, индивидуальный? Но почему? Разве такое бывает, что жил-жил, бах, и ни с того ни с сего умер? Нет, оно, конечно, бывает, уж кому и знать, как не мне… Но это с другими. Я – другое дело. Значит… Должна быть причина. Кстати, а с чего я вообще взял, что…»