Петр Гурский - Закон Ордена

– Мы оба знаем: чтобы сложить мозаику, укрытую хунг, нужно обладать некоторыми способностями… а ты по счастливой случайности ими как раз и обладаешь. Это, наверное, и объясняет, зачем тебе сохранили жизнь.

Алия пошла еще медленнее, хотя Кестель все яростней тянул и пихал ее. Она рассмеялась.

– А может, объясняет и то, зачем ты, потрепав языком про свое будущее геройство, так и не пошел под драконову башню. Есть одна июньская травка, вызывающая приступ страха, если ее добавить в пиво. Может, ВанБарт тебя и убедил в том, что дракон непобедим, и подсунул травку? Но что было потом, после того как погибли ушедшие к башне? Что ВанБарт пообещал тебе? Что знает заклятия, позволяющие победить? И ты ему поверил? Ведь поверил – и выпил схарет, который простолюдины считают лютой отравой. И ведь не зря считают, он отрава, но не тогда, когда под боком бормочет заклятия могучий маг.

Алия умолкла и впилась взглядом в лицо Кестеля. Тот отвернулся, уставился на небо. Дьявол ее раздери, откуда она столько знает?

– Ну что, и ты согласился? Ведь да? – жадно спросила она. – Кестель, ты ведь ощутил в себе силу. Тебе показалось, что ты можешь одолеть дракона.

К нему снова пришло давешнее чувство – будто проснулся после той отравы. Он тогда ощутил не силу, а отчаяние и безнадежность. Он тогда два дня блевал и ослаб так, что не смог бы и поднять меч. Тогда о Кестеле позаботились два старика из корчмы на краю города.

О том не хотелось вспоминать, а Алия не унималась.

– А может, ты ничего и не ощутил, а чувство, придававшее твоей жизни смысл, внезапно угасло? Если уж к тебе пришла сила, отчего ты не пошел на дракона? Отчего ты кинулся громить корчмы и тамошних девок? Тебя, небось, самого поражало то, что недавно ты мог любить, и как любить… Кестель, заклятия обычно имеют побочные эффекты, а уж в особенности заклятия самые сильные. Дезориентация, потерянность… ты же пил горькую, дрался, любил. Всего слишком, сверх меры, ведь выпивка не приносила забвения, а купленная любовь не утоляла жажду. В Багровой корчме сильнейший наркотик едва поправил тебе настроение. Тогда я единственный раз видела, как ты смеешься. Я же вижу, как ты мучаешься, как тебя не слушается собственное тело. Я знаю, до чего дошел ВанБарт, когда создавал мозаику. У него просто нет совести. И чего же он пожелал за снятие заклятия?.. Хм, мы ведь оба знаем, чего он пожелал.

– И откуда все эти откровения? – буркнул Кестель.

Он уже с пару минут назад понял, что Алия блефует. Он знала далеко не все. ВанБарт ничего не пожелал. Маг пропал после того, как вывел отраву из тела Кестеля, и никогда больше не встречался с Кестелем.

– Ты не боишься смерти, магия на тебя не действует, и чувства твои не глубже того горшка, в который я писала в Багровой корчме. И боли ты не чувствуешь, как другие люди…

Алия умолкла, а потом нерешительно добавила:

– Ох, ты был прямо образец стойкости, когда Хавараш ломал тебе колени. Трудно было бы тебя к чему-нибудь принудить или вырвать признание, заставить выдать тайну. Тебя не одурманить и не обмануть магией, даже и подкрасться к тебе трудно, потому что ты не спишь. По сути, у тебя нет слабых сторон. ВанБарт сделал из тебя идеальный инструмент.

Алия напряженно всматривалась в Кестеля. Весь разговор был пробой, попыткой выведать, распознать. Алия искала подтверждения своим словам в реакции Кестеля.

– Есть люди, которые освободят тебя от последствий заклятия и снова сделают человеком – в обмен на мозаику. Тебе не придется служить ВанБарту.

Настроение Кестеля вовсе испортилось. Алия Лов знала так много, будто нарочно собирала информацию о нем. Может, гусляр говорил правду. Если бы Кестель сам не поймал Алию, их дороги наверняка бы пересеклись.

– Ты думаешь, будет лучше, если я стану служить тебе? – поинтересовался он.

Ответить Алия не успела. Они уже подошли вплотную к руинам, и навстречу поднялся человек в белом. Кестель решил не оставлять медальон на шее и спрятал его в мешок. В кипящих от магии Лабиринтах шимскар мог бы ошалеть.

– А, господин Кестель и его прекрасная пленница!

Хотя лицо Алии заслоняла маска, Дунтель казался очарованным.

– Здравствуйте, господин Дунтель, – вежливо поздоровался Кестель.

– Я очень рад встретить вас. Наш общий друг говорил мне, что вы хотите как можно скорее добраться до места.

Дунтель не походил на путешествующего, а, скорее, напоминал аристократа, на минутку покинувшего бал, чтобы глотнуть свежего воздуха. Дунтель носил перевязанные широким поясом штаны, толстую просторную рубаху, плащ до колен, вышитый мелкими самоцветами, – и все ослепительно белое, словно только что из прачечной. Кестель задумался над тем, всегда ли Дунтель одевался так – или это гусляр одарил его белыми одеждами на белой вилле?