Серг Усов - Алерния. Война

Их отряд должен был выйти почти строго перпендикулярно к тракту, делающему большой крюк вокруг Белухи и соединяющему столицы герцогства и королевства, а затем пойти на восток.

– Дык я об этом-то и хотел сказать, уважаемый, – хмыкнул браконьер. – Лорский владетель всё одно себе плату потребует. Правда, разрешит остановиться на постоялом дворе, что выстроен рядом с мостом. Очень большой двор. Там всегда много народа.

К замку барона Лора (и к мосту через широкую для здешних мест горную реку и трактиру при них) отряд вышел на следующий день ещё до полудня.

– А Дубок-то наш прав оказался, – сказала Вика Эрне. – Смотри, сколько людей. И наёмников среди них необычайно много. Впрочем, мы здесь останавливаться с ночёвкой не будем, а места в едальном зале, думаю, найдутся.

Дрова ярко горели, нагоняя немного тепла в огромную холодную спальню герцогини Адайской.

– Госпожа. – Служанка Фесия тихо подошла к своей хозяйке, сидевшей в кресле возле камина, закутавшись в плед до самого подбородка. – Герцог, наш господин, прислал гонца, что сегодня он в Адай не вернётся. Будет завтра к полудню.

Жагета ничего не ответила и даже не пошевелилась. Услышанное не было для неё ни неожиданным, ни неприятным. Муж в последнее время сильно занят подготовкой к скорому выступлению в военный поход, и ему сейчас не до уродливой жены и не до попыток зачать наследника. Целыми днями он пропадает в лагере, куда сейчас стекаются наёмники со всех окружающих земель.

Когда рабыня удалилась – так же неслышно, как и появилась – восемнадцатилетняя герцогиня Адайская поднялась из кресла и, прихрамывая, подошла к узкому зарешёченному окну в толстой каменной стене – одному из четырёх имевшихся в спальне герцогини.

Это в королевстве Датор, на её родине, герцоги давно переселились из своих замков во дворцы. Здесь же, во Фридланде, где между высшими владетелями королевства шли частые войны, такой роскоши не мог себе позволить никто из них, равно как и улучшить комфорт в своих замках за счёт снижения их защищённости.

Герцогиня раздражённо дёрнула плечом. Через два гонга надо будет уже вновь одеваться в парадное платье и идти в зал приёмов на ужин.

В замке гостили представители семей всех трёх графов их герцогства, и если от совместных завтраков или обедов с ними Жагета ещё могла под какими-нибудь надуманными или реальными предлогами отвертеться, то отказаться от присутствия на традиционных гостевых ужинах означало нанести прямое оскорбление приглашённым.

Во Фридланде мало кто кому доверял, и приезд жён или детей вассалов в замок сюзерена, когда тот отправляется на войну, стал привычной традицией ещё несколько веков назад. Точно так же сейчас в замках графов принимали в качестве гостей кого-то из домочадцев вассальных баронов.

Окна спальни смотрели на юг, туда, где за горами и лесами находился родной для Жагеты Янин. Герцогиня часто любовалась снежной голубоватой вершиной Белухи.

– Госпожа, извините, что опять вас потревожу. – В спальню вновь скользнула Фесия. – Прибыл мэр, просит принять его. Говорит, что у него очень важное дело для вас.

– Для меня? – Молодая герцогиня сильно удивилась, но раздумывала не очень долго. – Ну, хорошо. Скажи, что через гонг я приму его в своём кабинете.

У Жагеты был и секретарь – младший сын одного из баронов. Однако все уже привыкли, что встречи с нею проще добиться, обратившись через Фесию. Рабыня, приехавшая с хозяйкой из Янина, была её служанкой ещё с детства и пользовалась особым расположением хозяйки.

– Вам помочь переодеться? – Фесия не торопилась уходить. – Доставили ваше новое платье.

– О да. Я буду в нём просто неотразима, – не сдержала злой иронии герцогиня.

– Госпожа…

– Иди скажи мэру, пусть ждёт.

Мало кто может понять, каково это – быть уродливой с самого своего рождения. А вот Жагете выпала именно такая судьба.

У неё был искривлён позвоночник в районе таза, из-за чего ей приходилось ходить, подволакивая ногу. Но Единому этого показалось недостаточно, и он в дополнение парализовал Жагете всю правую половину лица.

Если не присматриваться сильно, то второй недостаток почти не был заметен, пока Жагета не начинала улыбаться или плакать – тогда её лицо искажала жуткая гримаса. И уже к двенадцати-тринадцати годам виконтесса Янинская научилась быть бесстрастной, чтобы не пугать окружающих своим лицом.

Родители её любили, но постоянно испытывали перед ней чувство вины. Особенно после слов одного умника, что Единый изуродовал Жагету из-за близкого родства её отца и матери. Якобы двоюродным брату и сестре нельзя было вступать в брак, и что поэтому оказываются бессильны маги-целители, даже самые сильные из них.