Он натянул плащ, купленный на последние деньги, прямо поверх ночной одежды, поскольку постель, по-видимому, не намеревалась согревать его продрогшие пальцы. Сегодня Вайтеша ждали в другом месте, и это место – трактир "Рыба на мелководье", его излюбленное заведение, единственное в Дуодроуде. Приятно было иногда наведаться туда, заказать кружечку эля и послушать неумело поющего барда, чья лютня отжила своё ещё до того, как попала в руки своего последнего обладателя. Хотя Вайтеш проводил унылые вечера в "Рыбе на мелководье" отнюдь не оттого, что его прельщали стоны этого горлопана или дважды разбавленная по пути к столику посетителя выпивка. Больше всего он страшился оставаться один в отвратительном мраке, объятия которого не могли скрыть его от десятков кровавых колечек. Только стены дуодроудского трактира могли избавить от ненавистных взглядов. Поэтому он так хотел попасть сюда.
Внутри было довольно людно, но, несмотря на это, всегда находился и свободный стол, за который и усаживался Вайтеш. Трактир источал гостеприимство, в какой бы поздний час он ни переступал его порог. Впрочем, "Рыба на мелководье" был не похож на другие питейные пристанища. Народ здесь собирался, прямо скажем, разный. Иногда среди гомона и пьяных выкриков Вайтеш различал даже скудные молитвы. Он любил вслушиваться в них, хотя сам никогда не молился.
Он примостился на шатающейся недлинной скамье, старательно пряча под плащом ночную рубашку и подранные штаны. Зачем одеваться в выходное, если через несколько часов всё равно возвращаться домой? Ему всего-то хотелось развеяться. Для этого не требуется выглядеть солидно. Да и в каком бы виде он ни выходил из дома, выродки не переставали таращиться.
– Ты не понимаешь, – зашептал кто-то совсем близко. Вайтеш не разобрал, откуда исходит шёпот. – Нужно убираться отсюда, да поживее, пока мы сами живы. Они все, Они замышляют что-то очень нехорошее.
– Чего же Они такого замышлять-то могут? – небрежно откликнулся второй голос.
– Ай, будто и сам не знаешь. Да у Них по глазам всё видно. Точно тебе говорю, скоро начнётся что-то страшное.
Все давно привыкли к такого рода разговорчикам. Подобное слышалось по несколько раз на дню, и страхи страхами, а пугаться вечно – дело нелёгкое.
Хотя Вайтеш и правда был, наверное, слишком уж осторожен. Возможно, благодаря этому он и вёл, как могло показаться извне, столь спокойную и размеренную жизнь. И всё-таки то, как он выглядел, то, во что одевался и то, как говорил, отнюдь не заставляло думать, что он вообще может испытывать какое-никакое чувство волнения.
Вайтешу было лет двадцать шесть. По крайней мере, так думали его соседи. Но его манера жить могла быть присуща лишь полоумному старику, который не заботится о себе. Горожане с глубочайшим удивлением наблюдали за тем, как он покидает свой скромный домик закутанным в одеяло, чтобы попить чай прямо на городской дороге.
На самом деле Вайтеш был весьма скромен и стеснителен, но эти качества он проявлял исключительно дома, очевидно, как раз по причине этих самых качеств. Окна спальни были завешены шторами, не пропускающими свет, оберегающими хозяина от посторонних взглядов. В ней Вайтеш чувствовал себя совершенно по-иному, нежели снаружи. Посередине помещения висело большое зеркало, перед которым он иногда прихорашивался, одеваясь во всё самое красивое, что только находилось в небогатом гардеробе, причёсывался и подолгу крутился у зеркала, наслаждаясь собой и только собой. Соседские девицы почему-то находили в нём прелесть, которой не замечали и в самых привлекательных мужчинах в городе. И всё бы ничего, но разум Вайтеша был далеко не таким прозрачным, как всем казалось. Точнее, как казалось тем, кто вообще думал о нём, а таких было немного.
Вайтеш боялся. Смертельно боялся каждого жителя Дуодроуда, и ему не удавалось объяснить себе, почему. Он опасался лавочника, у которого покупал еду, швеи, что зашивала ему простыни, сторонился девушек, проявляющих к нему искреннюю симпатию. Что уж говорить о незнакомцах, сующихся в Дуодроуд со своими проклятыми историями о дорожных приключениях. Но больше всего Вайтеш страшился выродков, как Их называли в Таргерте, – вечно следящих, вечно пялящихся на него.
Никто не знал, откуда пришли эти немые создания и кто они. Известно было лишь то, что белки их глаз глубоко-коричневого цвета, а вокруг непроглядно чёрных зрачков тонкие кровавые ниточки. В остальном выродки ничем не отличались от людей. По крайней мере, внешне.
Читать дальше