Гарет Ханрахан - Сломленный бог

– Папа был из воров?

– Он был в команде Хейнрейла с самого начала. С ним вместе поднялся. – Она подняла фужер в безмолвном тосте и сделала глоток.

– Тиск сказал, что твой брат на Хейнрейла тоже работал.

– Охранял. В драке Бастону равных нет.

Раск рассмеялся. Эти гвердонские бандюки такая захолустная темнота!

– Серьезно? Простой смертный забарывает вепря-оборотня или встает против Ночной Тени! Невиданное было бы зрелище!

– Я бы поставила на него, – тихо произнесла Карла.

Раск с малых лет был приучен превосходить остальных, чтобы выделиться перед Прадедушкой. Бастон крупнее его, несомненно сильнее – но Раск был уверен, что сумеет одолеть в поединке громилу из Братства. Он побеждает всегда.

– А ты? Каково твое место в Братстве?

Она улыбнулась:

– Я руки не пачкаю.

– Тиск рассказал, что ваш отец погиб. В этой войне?

– До нее. В Кризис. Он сошел в склепы на Могильном холме, и больше мы его не видели. Его заполучили упыри. – Она глотнула аракса, безуспешно пытаясь скрыть угрюмую гримасу. – А твои родители?

– Мать, само собой, жива-здорова…

– Само собой?

– На островах Гхирданы дочерей дракона считают принцессами и относятся к ним соответственно. Они редко покидают семейные владения.

Карла усмехнулась:

– Как-то скучновато. А отец?

– Его повесили. – Слова вырвались из уст Раска, но это были не его слова. Он выхватил у Карлы ее аракс, прополоскал рот, проглотил, давясь пеплом. – Ух-х! Нет же. С чего я так сказал? Нет, отец жив, но совсем ослабел. Чересчур много ран, больше он не летает. Как говорят у нас – сломанный нож. А, не важно.

– С тобой точно все хорошо?

– Дыхнул испарений, наверно.

Она поднялась.

– Пойдем обратно.

– Через минуту приду.

Плавной походкой она вернулась в комнату. Надо бы тоже идти, но на секунду он будто бы прирос к каменным ступеням. Уединиться тоже приятно – он привык проводить дни напролет пристегнутым к Прадедушкиной спине, в обществе одного лишь дракона да собственных мыслей. Недолгое затишье как бальзам, и он медленно допивал аракс.

Было слышно, как внизу, в баре, ишмирцы выпевают знакомый траурный гимн, этот напев звучал в Гвердоне не единожды на дню. В нем говорилось о смерти их богини войны, поверженной низким коварством. Гибель Пеш являлась бóльшим, чем поражением Праведного Царства. Она пробила дыру в их душах, в их понимании боя и способности воевать. Империя терпела крах – и в образовавшемся хаосе благоденствовала Гхирдана.

Отворилась дверь у подножия лестницы. К отзвукам песнопений примешались отзвуки ругани.

– Кто там лакает этот вонючий аракс? Кого ты сюда притащил? – Ишмирский солдат прижал к стене официанта, на трясущемся подносе клацали увесистые бутыли.

– Никто, – оправдывался половой. – Несу в кладовку.

– Кракен побери твой лживый язык, – пьяно разорялся солдат. Он ухватился за бутыль, замахнулся ей, как дубиной. Здоровый детина, плечи оплетены мускулами. Откованный Божьей войной убийца. Такой вышибет мозги официанту бутылкой и не почешется.

Официанта, неожиданно вспомнил Раск, зовут Пульчар.

Еще один бывший член Братства. Он прожил в Мойке всю жизнь, наблюдая, как вокруг меняется город. В мозгу замелькали воспоминания. Пульчар подает ему выпить, крича на тех посетителей, кто отказывается сидеть в одном баре с каменным человеком. Пульчар во время вторжения укрывается здесь, на лестнице, а бар наполняется водой, и снаружи по улице проплывают чудовищные кракены.

Это вспоминает не Раск. С ним такого не было. Прежде он в глаза не видел Пульчара. Воспоминания идут из того же источника, что и видение, предупредившее об упырях. Но пока речь не об этом. Пульчар не заслуживает того, что с ним сейчас сделают.

А солдат, принял решение Раск, заслуживает.

Раск перепрыгнул через перила.

Доля секунды в воздухе подарила свободу, будто снова в полете. На миг он полностью обрел себя.

И приземлился точнехонько на ишмирца. Солдат скомкался под ударом, треснули ребра. Раск как следует ухватил урода за волосы и саданул его башкой о ступеньку – ишмирец обмяк.

Официант глазел в ужасе. Раск и не замечал старика. Разум его унесся отсюда. В воспоминании о том, как Пульчар прятался на лестнице, и в видении на площадке у Дредгера оба раза все происходило будто бы вдали, словно он глядел вниз с какой-то обзорной точки наверху Нового города. Он достаточно часто озирал город со спины Прадедушки, чтобы представлять себе углы и перспективы. Что-то дотронулось до его сознания. Что-то неестественное.