Лаура Кнайдль - Полночные хроники. Взор теней

– Хватит!

Рокси замерла, удивленно приподняв брови, которые были чуть темнее ее золотистых волос. Любопытный контраст.

– Этот звук, – объяснил я. Хотелось потереть лоб, но путы не давали пошевелиться. – Боже, меня от него тошнит. Не могла бы ты?.. – Я мотнул головой.

Рокси, настроенная очень скептически, шагнула назад и посмотрела куда-то влево. Наверное, на дверь, которую от моих глаз скрывала ширма, кем-то любезно поставленная возле кровати. Справа – другая перегородка. Окон не видно. Только лампа над головой освещала это помещение, которое выглядело крошечным, но вполне могло оказаться очень большим. Где я нахожусь? Сейчас ночь или день? Без понятия. Но оборудование и странный запах наталкивали на мысль, что я в больнице. Или в дурдоме. И то и другое не радовало. А эта Рокси явно не медсестра.

Так, секундочку… Откуда мне известно, что это больница, если я даже имени своего не знаю?

К моему огромному облегчению, Рокси оставила свой пост у изножья кровати и освободила мне руки. Ноги остались привязаны, но теперь я хотя бы смог сесть, потереть лицо и размять затекшие запястья.

– Назови свое имя, – повторила Рокси.

Теперь ее слова прозвучали нетерпеливо. Нет, Рокси точно не очаровательная чуткая медсестра, заботящаяся об удобстве пациентов. Кто же она тогда? И, во имя всего святого, кто я?

– Давай ты сначала объяснишь, как я здесь оказался? – предложил я, ища глазами бутылку с водой или стакан. В горле сухо, и у меня получалось только хрипеть.

И действительно, на тумбочке рядом с кроватью обнаружились бутылка воды и маленький пластиковый стаканчик. Дотянуться до них невозможно – казалось, что путы на ногах с каждым движением затягивались крепче.

Рокси молча обошла кровать и с безразличным выражением на лице передала мне бутылку. Я с благодарностью ее взял. Стакан? На кой он нужен. Открыв бутылку, я начал пить прямо из горлышка.

– Мы в Лондоне, – ответила Рокси, не спуская с меня пристального взгляда. – Я нашла тебя в парке «Равенскорт» вчера вечером. Ты чуть не умер, а я тебя реанимировала.

Глотнув воды, я закашлялся. Проклятье, жжется! Хрипя, я застучал по груди. Писк снова усилился. Показатели на аппарате, к которому я подключен, зашкаливали. В голове у меня крутилась только одна мысль: «Я правда чуть не умер?..»

Кашляя, я вытер рот ладонью и вдруг заметил шрам между большим и указательным пальцами. Я абсолютно уверен, что не видел его раньше. Помнил ли я, как его получил? Об этом лучше промолчу.

Писк участился. От него голова болела ничуть не меньше, чем от колец Рокси, бряцающих о металл. В мозг словно гайки вкручивают!

– При тебе не оказалось ни телефона, ни паспорта, ни водительских прав, ни ключей или каких-то документов. О деньгах и говорить не стоит. Ты помнишь, что произошло вчера вечером? – допытывалась Рокси. – Что ты делал в парке в такой поздний час? Как тебя зовут?

А я все пялился на шрам, на эту зигзагообразную светлую линию, выделявшуюся на фоне загорелой кожи. И вдруг я осознал, что понятия не имею, как вообще выгляжу. Я не знал своего имени, не знал, какой кофе мне нравится. Дерьмо, я даже не знал, нравится ли мне кофе.

Я ничего не знал.

Чуть позже я попрощалась с дежурным доктором Фаулером, который обследовал незнакомца, и закрыла за собой дверь, ничем не выдавая смятения, царившего в душе. Под ложечкой сосало. Выйдя из лазарета, я побежала по коридору к лифту. По панорамным окнам, занимавшим всю левую стену, барабанил дождь, который портил потрясающий вид на Лондон. В ожидании лифта, я бесцельно ходила туда-сюда. Скверно одно то, что мы с Финном доставили этого парня, этого… чужака сюда. Он наконец очнулся – и ничего не вспомнил? Он не ответил ни на один мой вопрос. Несмотря на его попытки флиртовать, я увидела, что он в панике. Точнее, услышала: спасибо пищащему кардиомонитору.

Боже мой! Кто он такой? И почему ничего не помнит? Он ударился головой и теперь страдает легкой амнезией? Или виной всему истощение? Экзорцизм скорее навредил, чем помог?

Я прикусила губу. Черт! Главный врач нашего штаба Ингрид Абрахамссон сейчас в Эдинбурге – поехала на похороны какого-то охотника, своего хорошего друга. Нам оставалось только ждать ее вердикта, однако доктор Фаулер провел тщательное обследование и заверил меня в том, что у нашего нового знакомого только царапины и ушибы, серьезных повреждений нет. Снаружи, во всяком случае. Теперь, когда чужак пришел в себя, у меня появились сомнения насчет заключения врача. Нет повреждений? Значит, он должен помнить свое прошлое. Или он меня обманул? Но зачем? Да и писк кардиомонитора свидетельствовал, что он не лгал.