Олег Бард - MANGA. Метасиндикат

Она завела мотор, вырулила с парковки и вместо того, чтобы ехать домой, отправилась побродить в парке, уток покормить. Дома точно не получится успокоиться.

На парковке у парка мест предсказуемо не оказалось, но для ее крошечной «тойоты» нашелся закуток в самом конце кармана стоянки, возле обочины, где тоже парковались.

День выдался ясным и прозрачным, слишком теплым для октября. В парке народу было больше, чем хотелось.

Проходя мимо школьников – горластых, подвижных, пестрых – Мария отмечала, что они сбиваются в кучки по национальностям: англичане и арабы, которые тут давно, азиаты отдельно, недавно приехавшие арабы отдельно.

Девочка-китаянка лет десяти шла одна и на своем языке разговаривала с воздухом, всплескивала руками, смеялась, ее сияющие изумрудные глаза, измененные линзами дополненной реальности, намекали, что она беседует с голографическим другом или подругой. Мария сейчас тоже не отказалась бы от такой подруги.

Она и раньше ощущала себя не на своем месте, но раньше в классе были другие «русские» – Амина из Казахстана и Пашка с Украины, которые сглаживали одиночество. Но они пошли в другую школу, и Мария осталась одна.

Где бы она ни жила, кем бы ни работала – так и будет «дикой русской». Но и в Россию возвращаться не хотелось: там постоянно воюют, холодно. И никакой тебе свободы. Россия напоминала проклятый браслет, отсекающий ее от мира грез.

А здесь?

Вспомнился огромный дом отца с мраморными лестницами. У Марии было две комнаты: спальня и игровая с таинственным лесом, железной дорогой и горками. В саду был пруд, куда летом выпускали золотых рыбок. В гости приходили подруги – Юля, Алина и Ника. И Егорка, который написал записку с признанием в любви.

А еще – квартира в Ялте на верхнем этаже высотки, откуда открывался вид на весь город и море. С этой квартиры начинались ее воспоминания. Было ей чуть больше пяти, и днем она боялась подходить к окну, так и казалось, что дом покачнется и упадет. А еще боялась врачей и людей в белом, на них похожих. Мать говорила, что она тяжело болела менингитом и натерпелась в больнице, отсюда и страх. Но этого Мария не помнила, как и всего, что было до болезни.

Зато отлично помнила ласковое море в Ялте, пахнущее кремом для загара, арбузными корочками и еще чем-то прекрасным, навсегда утерянным.

Сейчас мать снимала квартиру на Лием Уэй, на западной окраине возле болотца, откуда до станции метро Райслип ехать минут двадцать. Когда-то это был промышленный район, потом его перестроили, заводы стилизовали под торговые центры, но двухэтажные кирпичные дома по-прежнему напоминали бараки из карикатур про Россию. Стоило увидеть их, и рождалась мысль: «Твои дела плохи, подруга».

Да, в Лондоне – перспективы, но… Но – для талантливых, нестандартно мыслящих. Мария не питала иллюзий относительно себя: она обычная зубрилка, середняк. К тому же – «дикая русская» и для местных таковой останется навсегда. Могущество отца сюда не распространялось.

Перспективы не радовали, а возвращение в Россию Мария не рассматривала, это все равно что добровольно посадить себя на цепь. Каждый ее соотечественник мечтает оказаться здесь, не каждому везет, так что жаловаться грех. Наверное.

Пять лет потерпеть – и она закончит обучение, будет делать что хочет…

Пока пять лет казались нереальным сроком, лучшими годами, вырванными из жизни старым самодуром.

Живот недовольно заурчал, намекая, что пора перекусить, и Мария решила наплевать на диету и подсластить паршивую жизнь чизкейком, тут в развлекательном центре есть кафе с божественными сладостями.

Пока шла, мечтала о линзах и программе, которая стоит всего сотню фунтов. Ставишь линзы, покупаешь еду и, что бы ни ела, вместо реального появляется вкус того, что нравится. Например, жуешь капусту, а как будто наслаждаешься пирожным. И никакой диеты, никакого риска заплыть жиром. Мария считала стройные длинные ноги своим главным достоянием и боялась, что ее предмет гордости придет в негодность, потому приходилось себе во многом отказывать. В отличие от большинства местных женщин, похожих на пугало, ей нравилось выглядеть хорошо.

Но вот парням она почему-то не нравилась. Точнее, поначалу они западали, как вон тот светловолосый, взирающий с восхищением, а потом… Видимо, и правда акцент отпугивал. В свои восемнадцать она даже не целовалась, если сказать кому – засмеют.

Она так задумалась, что не заметила, как чуть не врезалась в оранжевого клоуна с оранжевыми же глазами с вертикальными зрачками. Вскрикнула, нос к носу столкнувшись с его страшной рожей. Клоун улыбнулся, нажал на красный шарик носа – он крякнул. Мария инстинктивно шагнула назад, но клоун, призванный развлекать детей, не отстал, пристроился сбоку, указал себе в глаза и забормотал с легким акцентом: