Юрий Бурносов - Грань безумия

– Держи! – крикнул Стан и кинул Раллиху свою палку. Конец палки обуглился, хотя она ещё вполне была пригодна к бою. Не замечалось в ней никакого волшебства, даже простенького наговора, уж это Раллих чувствовал. Но рука теперь не была пустой.

Раллих ткнул тлеющим концом палки туда, где хотелось бы видеть если не лицо, то хотя бы морду, затем саданул по лапам и вновь по набалдашнику головы. Палка пылала словно факел, зато и монстр остановился, не пытаясь защититься или нападать и позволяя бить себя.

В этот момент Стан, оставшийся без дубинки, прыгнул вперёд. В руке он сжимал нож с тусклым, явно не металлическим лезвием. Удар пришёлся в спину, снизу вверх. Таким приёмом бьют в воровских притонах Хазма. Монстр изогнулся, трещина рта, очерченная раллиховским мечом, раззявилась беззубой пастью. Шипение усилилось, ставши визгом или свистом. А затем огненная фигура начала рассыпаться на небольшие куски, напоминающие осколки смальты.

– Вот и всё, – весело сказал Стан, разглядывая свой нож. – Управились. Даже ножик уцелел.

– Палка наполовину сгорела.

– Новую вырежу. Что, здесь рябинок не найдётся? Колдовства в ней нет, обычная палка в помощь ногам. И драться ею удобно: лёгкая и длина подходящая. В городах, в дурном обществе, свои законы. Оружием пугать запрещается. Достал меч или нож вытащил – изволь убивать. А палкой дебошира поучить – самое милое дело.

Раллих покачал головой, оценивая, с кем свела его судьба.

– Что за зверь из лужи нам встретился?

– Так это искряк. Сейчас камни остынут, подберём, поделим пополам. Такие камушки у господ ценятся, так что даже если вервольфа не добудем, поход, считай, окупился.

– Палка у тебя обычная, – произнёс Раллих. – А нож?

– Нож тоже обычный, только костяной. У меня знакомый косторез есть, он и сделал. Вообще-то он ножи для бумаг мастерит, но они маленькие, а тут целый кинжал. Мастер ещё спрашивал: «Что за фолианты ты читаешь, раз такой нож потребовался?» – а фолианты вон какие на дороге встречаются.

– Понятно. Я такие камушки видывал, только не знал, откуда они берутся.

Под эти разговоры путешественники натаскали хвороста для костра.

– Ну-ка, посмотрим, как искряк работает… – Раллих откатил в сторону один, не вполне остывший камушек, стараясь не обжечься, подкинул его на ладони и с маху швырнул в кучу хвороста.

Костёр мгновенно заполыхал.

– Красиво. И это всё, что он может?

– Чего ему ещё мочь? Искряк и есть искряк. Каждый камушек на одну растопку. Потому и покупает его только знать. Мужик не ленится и кресалом постучать.

– Пожалуй, я возьму себе пяток штучек для интереса, а остальные тебе на продажу. Я хоть и не мужик, а кресалом стучать тоже не ленюсь.

– Спасибо, – сказал Стан.

Он сидел у костра, ошкуривая новую вырезанную в кустах палку. Срезанной веточкой порой помешивал в котелке, где начинали побулькивать крупа и копчёное мясо.

– Вот что неясно: мне кажется или костёр, разожжённый искряком, жарче горит?

– Может, и не жарче, но дружней. А я вот о другом раздумываю. Ворочун, о котором ты говорил, он на человека похож?

– Слегка.

– Крахт, как я понимаю, тоже. Искряк, с которым мы только что схлестнулись, опять же с виду как человек. Две руки, две ноги и даже сверху что-то вроде головы. Почему бы ему другой вид не принять, что их всех на человека тянет?

– Это нас тянет на них. Кабы не мы, искряк никогда бы человеческий вид не принял. Лежал бы лужей, жрал всякую мошкару, лягушку, в крайнем случае. Видите, я обо всем рассказываю, мне скрывать нечего, а вы так и не сказали, что вас сюда потянуло, да ещё без подготовки. Нет, я вижу, вы опытный боец и колдовству вас учили, но ведь по книжкам этому делу не выучишься. Скажем, искряк в виде лужи ничего не колдует, магии не проявляет, вот и вляпались бы в него. А вздумаете сражаться с кем-то, в ком колдовская сущность есть, так они, почитай все, в честном бою непобедимы, их в спину надо бить, что для вас неприемлемо, благородство не позволяет.

– Нечисть можно бить как угодно, благородство тут ни при чём.

– Всё равно. Я вижу, вы обвешаны оберегами, что майское дерево побрякушками, а настоящего опыта у вас нет. Прикончат вас здесь или ещё хуже что-нибудь устроят. Пожалеете, что живы остались.

– От смерти зарекаться не буду, а хуже не устроят, – возразил Раллих.

Он придвинул к себе котелок, начал есть походное варево: не то густую похлёбку, не то жидковатую кашу. Стан молча ждал. Знатный господин должен есть первым, а простолюдин довольствуется остатками. Впрочем, лишку Раллих себе не позволил. Ополовинив котелок, пододвинул его Стану. Посидел молча, глядя, как напарник ест, потом сказал: