Гай Гэвриел Кей: Дети земли и неба

«Могли бы устроить в мою честь пир», – подумал он. Его первый официальный вечер в качестве посла, документы вручены и приняты. Его могли бы принять, как следует. Конечно, за ним бы наблюдали и обсуждали бы его на таком пиру, но и он бы наблюдал и судил тех, с кем познакомился. Именно так это и бывает, в конце концов. Сила оценивает силу.

Вместо этого он сидел в резиденции посла, ниже дворца, но на том же берегу реки, один, не считая слуг. Часовой мастер остался во дворце. По-видимому, император пожелал поселить его среди своих людей искусства и ученых. Это хорошо. Фалери не доверял часовщику. Он не был одним из его людей. Он взял с собой только одного слугу, Гаурио. Другие слуги ему достались вместе с домом. Они жили здесь, обслуживая того посла, который поселился в нем на этот год. Или на два года – да избавит Джад его жизнь и душу от этого.

Тем не менее, Фалери получил удовольствие от еще одной вполне приемлемой трапезы. Очевидно, повар знает свое дело. Неожиданное благо. Он выпил очень хорошего вина – своего собственного. Он привез с собой три бочки красного кандарского, и может выписать еще. В отчетах писали всякие ужасы, что в Обравиче чаще всего подают эти бледные кислые вина каршитов или пиво, – ни от одного цивилизованного человека нельзя требовать, чтобы он пил эти напитки целый год. Или два года. (Ему необходимо перестать думать об этом.)

Он находился в комнате, обставленной как кабинет, на первом этаже. Прочный письменный стол, кресло за ним, кушетка, терраса, выходящая на юг с видом на реку, – ею пользовались в более теплое время года. Камин приличных размеров, два массивных кресла по обеим сторонам от него, большой стол, сундуки для вещей с замками, картины из Серессы на стенах. На одной из них, кисти раннего Виллани, была изображена лагуна на рассвете: лодки на яркой воде, два святилища со сверкающими куполами, колонны со львами, Арсенал, едва виднеющийся справа. Эта картина будет вызывать у него тоску, подумал он.

Вьеро Виллани умер в начале этого года. Говорили, что он кашлял кровью, но это не чума. Хороший художник, по мнению Фалери. Не из числа величайших, но искусный мастер. Самому послу принадлежали две работы Виллани. И сегодня, глядя на картину (его дворец находится чуть левее от этого места), он угрюмо поднял бокал, салютуя этому изображению и этому человеку.

Не каждый может стать мастером. Можно построить достойную жизнь и на более низком уровне достижений. Ему показалось, что это важная мысль. Но он осознал, что ему не с кем ею поделиться.

Он уже соскучился по Аннализе. Они бы усадила его у огня, налила для них обоих по новой чаше вина, с сочувствием выслушала бы его рассказ об этих шести преклонениях колен и об императоре со слабым подбородком, который хлопал в ладоши, как ребенок, когда раздался перезвон их часов и воин ударил турка.

Потом она бы пошла наверх, в постель, распустила бы свои великолепные волосы и согрела его волшебством своей юности, пока солнечный бог гонит свою колесницу под миром и защищает человечество от всего того, что может напасть на него в ночи.

Фалери допил свое вино. Налил еще одну чашу. Интересно, где она сегодня ночью? И одна ли? Он надеялся, что одна. А потом услышал стук в дверь снаружи, из дождя и мрака.

После Фалери отослал женщину домой. Не без труда, так как она оказалась теплой и податливой в постели, но это была игра правящих дворов, а не страсть, и пусть они здесь не считают, что так быстро узнали его цену.

По правде говоря, этот прием был слишком прозрачным. Такая прямолинейность – почти оскорбление. Или, возможно, просто северная топорность. Фалери спросил насчет женщин у мужчины с соломенными волосами (и узнал его имя: Витрувий), и – о, смотрите, как удивительно! – в ту же ночь у его двери появилась девушка в сопровождении телохранителя, надушенная, в зеленом шелковом платье с глубоким вырезом, которое он увидел после того, как она сбросила мокрый, темный, плотный плащ с капюшоном.

Ее зовут Вейт, произнесла она тихим, трогательным голосом. Да, ненастная ночь. Да, вино бы было очень кстати.

Он угостил ее вином в своей спальне (лучше всего приобрести привычку не впускать девушек в комнату на первом этаже, где будут лежать бумаги), а потом получил с ней удовольствие. Настоящее удовольствие. Вейт симулировала страсть и удовлетворение с искусством, свидетельствующем о большом опыте, его это позабавило. Вот здесь – никакой северной топорности. Потом они немного побеседовали об осенней погоде и импорте шелка, а после он позвал Гаурио и велел проводить девушку вниз, к входной двери, где ее, надо полагать, ждет телохранитель, укрывшись где-нибудь от дождя. Казалось, она была немного обескуражена тем, что ее попросили одеться и уйти так быстро. Но ничего.