Антон Корнилов: Урожденный дворянин

«Эк, его занесло-то, – подумал в тот момент старший прапорщик Переверзев, – наверное, к девке какой поперся. И нарвался на свою голову… А, главное, на русского как похож! Если б рта не раскрыл, не отличить… Дворянин, говорит… А, может, и правда – какой-нибудь принц, десятый сын двенадцатой жены. У папашки бабла не хватило отправить постигать науки туда, куда и старших братьев отправил…»

– Так как дело-то было? – снова спросил Николай Степанович у голого.

Тот покачал головой, упрямо поджав губы.

Переверзев нахмурился:

– Ты это… брось дурить! Тут тебе не твое Лимпопо! Дворянин!.. На родине на своей выкобениваться будешь!..

Говоря это, прапорщик глядел прямо в глаза голому парню. И заметил, что эти его слова будто бы… задели парня. Голый словно что-то хотел спросить… но снова промолчал.

– Одежда где его? – спросил прапорщик у Славика.

– Я ж говорю вам, Николай Степаныч, не было никакой одежды!

– Крачанов, не доводи меня!

– Не было одежды, Николай Степаныч!

– Алишер, проверь, – сказал Переверзев. – Фонарик возьми в бардачке…

Поиск одежды голого не принес никаких результатов.

– Который убег, он унес, – предположил вернувшийся сержант Ибрагимов.

Это было похоже на правду.

– Ладно, – сказал Переверзев Алишеру. – Поехали в отдел, там разберемся. Этих троих назад, терпилу – между собой посадите.

– Степаныч! – запротестовал Леха Монахов. – Я с голым мужиком в одной машине не поеду!

Николай Степанович махнул в его сторону рукой, что, вероятно, должно было означать: «Хватит болтать!», и подтолкнул Славика Карачуна к «бобику».

– Да Николай Степаныч… – загундосил Славик. – Чего разбираться-то?.. И так же все ясно…

– Конечно, ясно, – подтвердил Переверзев. – Банальный гоп-стоп.

Через час Переверзев курил с дежурным сержантом Комлевым во дворе отделения, у крыльца.

– Н-да… – промычал Комлев, мусоля в пальцах сигарету. – Не получается гоп-стоп-то, а, Степаныч? Преступники есть, потерпевший есть, а дела нет. Эти охламоны в три горла орут, что это пацан их уработал. А пацан молчит, как партизан на допросе у полица… Тьфу ты! Только предводителя какого-то требует.

– Врут они, – сказал Переверзев. – Непонятно, что ли? Крачанов вообще на условном… Думаешь, ему охота обратно на зону?

– Может, врут. А, может, и не врут. Только – если терпила рот не раскроет – они так и соскочат. Неужто они так его запугали-то? Чего он молчит? Хрень какую-то плетет…

– Да не их, наверно, он боится, – проговорил прапорщик. – Он начальство свое университетское боится. Чтоб папашке не сообщили. Надо в деканат ихний звонить, пусть сами разбираются.

– Чего? – поднял брови Комлев. – Какой деканат?

– Ну как? – в свою очередь удивился Переверзев. – Он же этот… иностранный студент, да? Из медуниверситета. Слышал, с каким акцентом говорит?

Комлев покрутил головой и хихикнул.

– Степаныч, а ты вообще иностранцев-то тех видел? – спросил он.

– Издалека…

– А сам с ними лично общался хоть раз?

– Ну… – пробормотал Николай Степанович, – ни разу. Постой, ты хочешь сказать, этот голожопый русский, что ли?

– А с чего ты взял, что он нерусский?

Старший прапорщик промолчал.

– Вообще-то, да, – вдруг сказал Комлев. – Есть в нем что-то эдакое… ненашенское. Говорит-то чисто, но как-то… не так. Вроде как по-старинному, что ли… Ну уж не иностранный студент – это точно! Надо же было такое придумать!..

Он посмотрел на часы и подытожил:

– Лучше так сделать, Степаныч: ты его доставил, я его принял. Оформлять пока не будем. Пусть опера разбираются, кто он таков и почему молчит, это их хлеб. Терпила до утра посидит в обезьяннике, подумает. Может, утром сам все расскажет. Что, на самом-то деле, нам голову ломать? Мы люди маленькие, так ведь?

Переверзев кивнул – Комлев говорил дело.

– А гопоту разогнать из отделения, – согласился прапорщик. – Оформи им распитие в общественном месте. Их-то личности секрета не представляют. В случае чего, найдем. Ну… и все. На маршрут пора.

Он оглянулся на «бобик», рядом с которым со скучающим видом прогуливался Алишер.

– Монах к Нинке опять прилип, – сообщил Комлев, указав на открытое окно медпункта, откуда слышалось глупое хихиканье медсестрички Нины и всплески хохота Лехи.

Николай Степанович свистнул. В окно выглянула рыжая косматая голова.

– Заканчивай веселье, – строго проговорил прапорщик. – Поехали.

Смена Переверзева закончилась в половину четвертого ночи. Домой он всегда ходил пешком, благо путь занимал около двадцати минут.