ОЛ: Змеиный князь

– Он действительно ничего не видит.

Мал на мгновение забывает о ненависти к чудовищу и проникается жалостью.

– Если бы у меня были такие глаза, как у тебя, мой брат, все земли Египта были бы вымощены мертвой человеческой плотью.

– Ты мне не брат!

– Ты несправедлив ко мне – ведь я защищал тебя.

– Ты хитер и коварен. Я хочу, чтобы ты оставил меня.

– Это невозможно. И ты знаешь почему – я связан договором.

– Он был заключен моим предком. Я к нему непричастен.

– У тебя была возможность сделать выбор: принять договор или расторгнуть.

– Я ничего не знал – меня обманули…

Змей подползает к нему, обвивает Мала своим телом и слегка сжимает. Он может убить, но не убивает. Змей испытывает гнев, но сдерживает его. Мал хватает руками змеиное тело и сдавливает изо всех сил. Но тщетно: змей ускользает, его голова то поднимается вверх, то опускается вниз. Движения становятся всё более медленными. Змей раскачивает тело Мала. Принца бросает то в жар, то в холод. Он понимает, что умирает, его разум погружается в темноту. На самой глубине небытия он слышит слова Змея:

– Прости, брат, но я должен так поступить…

Мал проснулся от холода. Скинув меховое покрывало, он обнаружил, что его бедра, плечи и грудь покрыты темно-зеленой змеиной кожей, отливающей серебристым оттенком и не удивился этому. Завернувшись в одеяло, он подошел к окну. Мал всё еще находился в Краке.

– Город разрушен. Замок пуст. Оборотень мертв, и это я ее убил. А что с Маргаритой? – думал Мал.

– Мы не нашли ее ни среди мертвых, ни среди живых, – раздался голос капитана.

Мал посмотрел ему в глаза. Он хотел понять, почему эти слова нисколько его не опечалили.

– Обман, – сказал Мал вслух.

– Так уж устроена человеческая душа, что больше готова прельститься обманом, чем истиной.

– Я хочу спать, Оцеано, – сказал Мал и снова лег в постель.

Он вспомнил, что умер вместе со всеми, кто погиб в битве за Крак, и его убийцами стали он сам и серебряный брат. Отныне тело Змеиного князя наполовину покрыто темно-зеленой кожей. Рыцарь из храма святой Гертруды был прав: змеиный дух удвоил свою силу.