Андрей Дерендяев - Сокровища Манталы. Волшебная диадема

Осторожно помогая себе локтями, Оливер ловко пробирался сквозь ярмарочную толпу. Он с интересом пробежал взглядом по выложенному на прилавках товару. Старинным кувшинам причудливой формы, богато украшенным кинжалам, таинственным амулетам, пугающим своей уродливостью янтарным фигуркам. Тут взгляд Оливера привлекли книги. Они высились на прилавке горой, и такого огромного количества Оливер еще никогда не видел. Некоторые были толщиной с ладонь взрослого мужчины, другие, напротив, тонкие, всего в несколько страничек. Многие в дорогих кожаных переплетах, приятно пахнущих и завораживающих одним видом драгоценных камней, их украшающих. Другие потертые, выцветшие; видимо, очень старые и, скорее всего, необычайно редкие. В стороне от книг лежали свернутые в трубочки листы папируса, испещренные текстом на незнакомом языке. А рядом — Оливер даже ахнул от возбуждения — диковинный, привезенный из далеких таинственных земель пергамент.

Засмотревшись, Оливер лишь в самый последний момент успел выдернуть ногу из-под тяжелого башмака, готового опуститься ему на ступню. Едва избежав неминуемой травмы, Оливер тут же чуть не врезался в толстого, раскрасневшегося на жаре торговца водой, с невероятно умным видом идущего прямо на него.

Торговец моментально принялся изрыгать бесконечный поток грязных ругательств, мгновенно перекрыв своим голосом висевший в воздухе несмолкаемый шум. Растерявшись от обиды, Оливер все же сумел заметить, что толстяк, произнося свой эмоциональный монолог, ни разу не повторил дважды одно и то же проклятие. Глядя на пребывающего вне себя от ярости мужчину, он вежливым тоном заметил:

— Не стоит вам волноваться, особенно на таком солнце. Может и удар хватить.

И постарался улыбнуться. Улыбка, видимо, вышла настолько искренней и сочувствующей, что торговец, оторопев, гневно уставился на него:

— Что? Что ты сказал, мальчишка?

— Солнце… удар…

Оливер вновь улыбнулся, краем глаза замечая, что проходящие мимо зеваки поглядывают на них, а некоторые с явным интересом останавливаются и наблюдают за разыгрывающейся сценой. Не желая испытывать судьбу и тем более служить объектом развлечений, он решил, что пора покидать своего нового знакомого. И не говоря больше ни слова, скользнул в толпу. Но судя по всему, толстяк не был настроен прерывать совсем недавно начавшийся разговор. Оливер не успел сделать и пары шагов, как услышал:

— Стой! А ну, постой! Я научу тебя вежливости, негодник!

«Негодник? — повторил про себя Оливер. — Боюсь, дело начинает пахнуть неприятностями и тумаками».

Не то чтобы Оливера пугали неприятности, отнюдь. Жизнь в приюте ко многому приучила. Но если можно избежать проблем, то зачем нарываться? Лицо торговца водой не сулило ничего хорошего. А за сироту никто не вступится. Никогда.

Поискав глазами ушедшую далеко вперед сестру, он увидел ее возле лотка с пирожками. Оливия с безмятежным, искренне равнодушным лицом прохаживалась неподалеку от прилавка. Но Оливер слишком хорошо знал этот взгляд и сразу догадался, что она намерена непременно стащить несколько румяных булочек.

— Да стой же ты! — продолжало нестись ему вслед.

«Ха! Как бы не так! Не на того нарвался».

И ускорил шаг, плавно переросший в бег.

— Бежим! — выкрикнул он, поравнявшись с сестрой, как раз в тот самый момент, когда она, делая вид, что во все глаза смотрит на проходящего мимо разукрашенного мима, украдкой тянула руку к лотку.

Мигом отдернув ее, Оливия гневно повернулась к нему. Оливер знал, что сестра не разделяет его принципов, заключавшихся в том, что брать чужое нехорошо. Ведь всегда существует риск быть пойманным, глупо так рисковать по пустякам. Но Оливия считала, что не делает ничего предосудительного и опасного.

— Я голодна, — любила повторять она. — А у них не убудет. Я взяла совсем чуть-чуть. К тому же у меня нет денег, и я не могу это купить. И что же: ты прикажешь мне бояться и поэтому ходить не попробовав?..

А далее следовало подставить нужные названия: сырный пирог, пирожки с кремом, джемом, медом, пирожные, торты и так далее и тому подобное.

Наверняка сейчас Оливия попросту решила, что брат специально не позволил ей стащить лакомство. По крайней мере в ее взгляде бушевало неподдельное раздражение.

— Спасибо, братишка, — прошипела она. — Вновь за старое.