Артем Мичурин - Полведра студёной крови

Услышанное лишь подтвердило мои догадки относительно шарлатанства, о чём я и сообщил Ткачу. Но тот с ходу отмёл предложение по-быстрому допросить шамана на предмет мистической хуеты в тайге и продолжить путь:

– Ни за что! Только после обряда.

– Бля, Алексей, это же банальное кидалово.

– Не обеднеешь.

– Как сказать.

– Слушай, – нацелил он в меня указательный палец, – не веришь – дело твоё, а я верю. Если он шут гороховый, так и что с того? Хуже не сделает. А если настоящий шаман, так его шаманство может жизнь нам спасти.

– Слышал бы ты себя в прошлом году.

– Вот именно, что в прошлом. Я за это время такого понасмотрелся – не приведи господи. Вон, – указал Ткач на потирающих скованные кандалами ноги рабынь, – давай у местных спросим, они лучше знают.

– Да, конечно, ещё с ветром поговори.

– Ты, – поднял Ткач за шиворот скуластую плоскомордую девку, – по-нашему балакаешь? Ну?!

Та, напуганная, сжалась в комок и часто затрясла головой.

– Что скажешь про здешнего шамана? Отевах. Слыхала о таком?

Ездовая захлопала раскосыми глазами, переводя взгляд с Ткача на меня и обратно.

– Говори, не бойся, – дал я отмашку.

– Отевах злой, – начала та, будто выплёвывая слова. – Тёмный шаман. Он предал свой род, предал племя. Теперь Шайтан – его племя.

– Да мне один хуй, – парировал Ткач. – Главное, чтобы работало. Есть у этого Отеваха силы?

– Силы есть, – прищурила рассказчица глаза, отчего те превратились в узкие чёрные щёлки. – Большие силы.

Она хотела сказать что-то ещё, но Ткач её прервал:

– Вот и славно. Значит, мы пойдём к нему и заплатим. – Он перевёл взгляд на меня. – Не жмотись. Через две недели вернёмся богачами. Так ведь?

– Ну да.

Открыл нам сам Отевах. После того как сани загнали во двор, а ездовых устроили на подстилке под навесом, мы прошли в крепко сложенный, но почерневший от времени дом. Внутри тоже не блистало, зато было тепло. Шаман жестом предложил нам расположиться на старой медвежьей шкуре, расстеленной прямо на полу возле очага.

– Чем могу, гости дорогие? – поинтересовался он услужливо.

Я посмотрел на старика. Красная, дублёная морозом кожа, тонкая седая бородка клинышком, хитрые глаза-бусинки. Заметно, что Отевах привык видеть в собеседниках лохов, готовых расстаться с последним имуществом, чтобы решить свои проблемы.

– Да вот по тайге прогуляться захотелось, отец, – начал Ткач. – Твоя помощь нужна.

– Далеко идёте?

– Полторы сотни километров, если по прямой.

– Значит, до больших камней. Туда вас она точно не пустит.

– Что за «она»?

– Золотая Баба. Хозяйка этих мест.

– То есть никак? – спросил я, предвидя, что за этим последует.

– Моление, смирение, жертвенность. Золотая Баба пропустит вас, если её как следует ублажить, и задобрить, и накормить.

– Накормить?

– Да. Она питается золотом и кровью. Нужно много золота и крови. Золота… – Глаза у Отеваха разгорелись, а борода затряслась.

– Ну, с золотом понятно, – я усмехнулся, – а кровь…

– Если Бабу просят об удачной охоте или спрашивают имя для сына, достаточно помазать ей губы и глаза кровью добытого зверька. Тогда она сыта, довольна и лучше видит. Но вам нужна настоящая человеческая кровь.

– Любая?

– Лучше ваша. Она напитается вами, и больше ваша кровь ей не понадобится.

– Да ты охуел совсем, старик. – Я привстал.

– Погоди, не кипишуй, – Ткач сделал примирительный жест, – ради такого дела мне своей кровушки не жалко.

– Хорошо, – сразу повеселел шаман, – завтра с рассветом нужно будет совершить это жертвоприношение у меня на капище.

– С рассветом? – переспросил я. – А пораньше никак? Мы всё же золотом башляем, мог бы и поторопить своих духов. Или как их там?

– Хорош! – пихнул меня Ткач локтем в бок.

– Раньше нельзя, – ощерился Отевах. – Баба дары только на рассвете принимает.

– Хуёвый у тебя сервис, отец, – попенял я старикану. – Ладно, теперь расскажи, зачем нам ублажать эту твою Бабу.

– Золотая Баба владеет этими местами испокон веков. Она может превратить час в день, а день в месяц, и тогда для тебя завтра станет вчера, север – югом, а Соликамск – Березниками. Она может сделать тайгу бесконечной, а жизнь мизерной, может превратить твоё ружьё в корягу, а твоего друга в оленя.

Услышанное заставило меня задуматься. Если насчёт Ткача я не беспокоился – трансформация из барана в оленя – не великое дело, то мутные намёки Отеваха на мои блуждания по соликамскому тракту меня напрягли. Откуда он знает?