Артем Мичурин - Полведра студёной крови

Через некоторое время меня нагнал вошедший в ритм Ткач. И что удивительно, даже не попытался пристрелить, воспользовавшись ситуацией. Я обернулся, предчувствуя неладное, и в очередной раз убедился в том, что честность и благородство среди наёмников – либо недоразумение, либо почудилось. Волна, вздымаясь и падая, шипела буквально в двадцати метрах! Отдельные твари выпрыгивали из бурлящей серой массы, пытаясь дотянуться до нас раньше остальных, и тонули в набегающем потоке.

Положение становилось по-настоящему отчаянным. Настолько отчаянным, что в голову даже закралась мысль: «А не сигануть ли мне в Каму наудачу?» Но до края было слишком далеко. Поверни я в сторону, тут же оказался бы под грудой пермских уродов. Да и ебальник у удачи треснет от улыбки достаточно широкой, чтобы мне выжить при падении с плотины в ледоход. Вариантов осталось всего два – подохнуть, драпая, или подохнуть, встретив смерть лицом к лицу. Я выбрал второй. Как ни странно, Ткач поступил так же. Мы развернулись почти одновременно, добежав до конца плотины, и вскинули стволы.

То, что произошло дальше, я и сейчас не смогу объяснить. Живая волна остановилась метрах в пяти от нас. Оказавшиеся на её гребне твари посыпались вниз и, упав, немедленно бросились назад в шипящую, визжащую и клацающую зубами массу, словно пересечение некой невидимой глазу черты грозило им всеми ужасами ада. Из глубины остановившегося потока к нам подкатил сотканный переплетёнными серыми телами огромный пузырь, и трубный, будто родившийся в костях черепа голос произнёс, едва не разорвав мне голову:

– Убирайтесь! ВОООООН!!! Из моего… гооорода…

Громоподобный бас затих, словно его обладатель выдохся уже на втором слове, и полный угрозы вопль стал едва ли не скучающим шёпотом борющегося с зевотой старика. Пузырь плоти дрогнул, будто его пробил озноб, и подкатил ближе. Сплетённые воедино тела изогнулись, открывая брешь в этом живом щите, откуда на меня взглянуло… Нет, не на меня. В меня. Оно смотрело прямо внутрь. Я вдруг почувствовал себя голым. Без одежды, без кожи, нервами наружу. Под сотнями пар глаз. Пустых. Но таких цепких…

– Злооо, – сухо констатировал голос. – Иди прочь. Дааальше. Тааам… твоё… мееесто…

Брешь в пузыре закрылась, и таинственный хозяин Перми отправился назад, в свою вотчину, уносимый серым потоком.

Не знаю, как долго мы с Ткачом простояли, глядя ему вслед, но когда я очухался, плотина была уже чиста. Лишь редкие багровые пятна остались на бетоне напоминанием, что всё произошедшее не является плодом воспалённого сознания. А потом мы повернулись лицом друг к другу.

Хм… «Друг к другу» – забавное выражение. Зарезали друг друга. Ненавидели друг друга… Русский язык полон абсурда.

Секунды три мы просто стояли, молча, без движений, как два болвана. Трудно сказать, о чём в те мгновения думал Ткач, но я думал об углах, под которыми ствол его «калаша» направлен ко мне, а ствол моего «ВСС» – к нему, какой из них скорее достигнет девяноста градусов и по какой траектории. Четвёртая секунда показала, что мой расчёт был верен. Ткач вскинул автомат, целя мне в грудь – слишком долгий путь к успеху. Я же удовлетворился малым. Как только линия огня по кратчайшей траектории пересекла силуэт моего закадычного «друга», я нажал спуск. Пуля угодила Ткачу в правое плечо. Автоматная очередь ушла в небо. А сам Ткач, упав, покатился вниз с крутого берега. Вот на это я не рассчитывал. Прежде чем кувыркающийся наёмник попал в прицел, его поглотили тёмные воды.

– Дьявол! – Я побежал по берегу, напряжённо всматриваясь в бурлящую льдом Каму, но Ткача и след простыл. – Блядь! Да что ж такое! Неужели всё зря? Полгода коту под хвост! Но… что это? – Ах ты, сучий потрох! – Далеко впереди, на белой льдине зачернелась крошечная точка. Я прилип глазом к прицелу. Точно! Он! Вот же везучий ублюдок. Молодец. Молодчина, чёрт тебя дери! Охота продолжается.

Долгая дорога учит ценить домашний уют. Нет, я не про любимый свитер и кресло-качалку у камина. Мне уютно там, где можно позволить себе крепкий сон. Бетонная коробка под землёй, с тоннелем для экстренной эвакуации на случай чего, вполне годится. Ах, дом, милый дом!.. Как же я скучаю по тебе, ночуя в сыром лесу на лапнике с вероломной тварью под боком.

– Отвали, – пихнул я жмущегося к ногам Красавчика.

Тот спросонья недовольно рыкнул, но тут же подошёл, понурив голову и встал напротив моего лица.

– Что уставился? Не надо хлопать глазами. Ты слишком уродлив, чтобы быть милым.