Артем Мичурин: Полведра студёной крови

Дзинь, дзинь.

Сука! Да он издевается!

Сжав зубы, я прибавил хода. Ящик гремел, цеплялся за мусор и всеми силами сопротивлялся.

Дзинь, дзинь.

Уже совсем близко.

В какой-то момент моя непосильная ноша упёрлась в невидимое препятствие на полу. Я поднажал, она подалась и тут же застряла. Этот ёбаный ящик наехал на чугунную канализационную решётку в полу, отчего та встала дыбом.

Ну-ка что там? А там, под решёткой, лаз в водосток. Похоже, Фортуна решила, что я уже достаточно пялюсь на её зад, и развернулась вполоборота.

Я, не мешкая, просочился вниз и рухнул, как мешок с дерьмом.

– Где же ты, зайка? Куда ты подевался? – Огромные лапы протопали прямо надо мной.

Я пополз. Внутри жестяного короба было очень тесно и практически нечем дышать, но зато безопасно. Может, хотя бы теперь я найду выход?

Мне повезло, что этот водосток оказался недействующим. Не знаю, сколько удалось проползти, прежде чем силы окончательно покинули меня, и я отрубился.

Пробуждение было не из приятных. Голова гудит, как после хорошей попойки. Обидно только, что самой попойки не состоялось. Темнота, тишина и узкое пространство по бокам и над головой. Может, меня уже похоронили и нашёлся добрый человек, сколотивший мне гроб? Нет, это всего лишь водосток, а над головой ещё одна решётка. А там голоса. Они-то меня и разбудили.

– Ты точно сделал всё, как договаривались? – спросил кто-то, и я готов был поклясться, что это голос Ткача!

Значит, там, наверху, за решёткой, обитаемый сектор.

– Да. Подложил прямо под заслонку на водозаборе, – ответил Ткачу голос, похожий на бабский.

– Сейчас проверим, – зазвучали удаляющиеся шаги, а потом на некоторое время установилась тишина.

– А ты принёс, что обещал? – продолжил писклявый голос спустя минут пятнадцать, когда шаги вернулись.

– Держи. Как договаривались.

– Тяжёлый.

– Тринадцать с лишнем кило. Девятьсот девяносто девятой пробы.

– Да-а-а. Значит, поедем на юг уже завтра?

– Ш-ш-ш, погоди. – После этих слов где-то в глубине сильно бухнуло и сотрясло бетонные своды.

– Но ты же обещал, что взорвёшь завтра! А я… грх-х-х. – Говорящий словно подавился своими словами.

В ту же секунду о бетон звякнуло что-то металлическое, а за этим послышался звук падения тела. Мне на лицо закапало тёплым.

Существует ли предел говна? Когда говно случается, мы расстраиваемся: «Вот говно!» Когда говно усугубляется, мы расстраиваемся сильнее: «Твою ж мать! Сколько можно?!» Когда говно накрывает нас с головой, мы опасливо задумываемся: «Ну, это всё, закончилось?» Когда это не заканчивается, мы ломаемся: «Говно…» Но и это не всё. Есть следующая ступень. Она приходит нежданно, как пожар в разрушенной ураганом живодёрне. И тогда… ты начинаешь наслаждаться говном.

Я старался дотянуться плечом до глаза, чтобы стереть накапавшую сверху кровь, когда услышал позади журчание.

– Нет-нет-нет…

Рефлекторно попытавшись оглянуться, громко треснулся головой о решётку слива.

Но Ткачу было плевать. Не утруждая себя проверкой водостока, он поспешил прочь, лязгнув напоследок подобранным с пола слитком.

Шум воды усиливался, и усиливался быстро.

– Дьявол!

Я, извиваясь, словно гусеница, пополз вперёд по коробу. Мне было уже всё равно, куда я выползу: в тюремную камеру, в разделочную мясника, в сортир к Малаю. Куда угодно, лишь бы там не было воды. Быстрее, дальше, выше!

Действуя в полном соответствии с олимпийским девизом, я пробирался вперёд по водостоку. Я помогал себе всем, чем можно: ногами, жопой, лицом, даже сломанными руками, перестав ощущать боль. Но это не спасло. Ледяной поток нагнал меня. Подхватил и понёс. Единственное, на что я был способен теперь – сделать последний вдох и держать глаза открытыми, чтобы не втемяшиться башкой на повороте.

Свет всё ещё проникал через решётки водостока – значит, жилой сектор пока не затоплен и вода поднимается снизу. Это хорошо. Есть шанс вынырнуть. Но так будет недолго. Сквозь шум бурлящего в коробе потока уже слышались крики и суматошный топот.

А я всё летел вперёд, гонимый вырвавшейся из оков стихией. Раза два или три эта стихия успела хорошо приложить меня о стену. В первый раз было больно. Второй – окоченевшее тело едва почувствовало. А в третьем я уже не был уверен. Помню, темнеющая картинка перед глазами дёрнулась, пузырей вокруг стало больше, и меня потащило наверх.

Очнулся я на залитом водой полу от того, что приложился о бетон своей посиневшей рожей. Кроме неё пострадала ещё и грудь, принявшая основной удар. Кажется, я сломал ребро. Зато избавился от воды в лёгких и в желудке заодно.