Вадим Панов - Зандр

– Кажется, ты ему нравишься, – заметил Белый Равнодушный.

– Это потому, что он умный, – хмыкнул Флегетон.

– Скорее правильный, – уточнил дотовец. – Как ты.

– Кстати, знаешь, что самое забавное? – ехидно осведомилась Кабира. – Твой ЗСК восстановили те ремы, которых ты не убил. Видимо, в знак благодарности.

– Качественно восстановили? – Карлос чуть подался вперёд.

– Я лично проверил, – веско ответил Белый.

– Спасибо.

– Не за что.

Флегетон вновь откинулся на жёсткую подушку и слабо улыбнулся.

Он не думал, что выживет. Точнее, не прикидывал шансы, а просто сделал то, что должен, что мог в тот момент: учинил катастрофу, угробив два мегатрака и едва не погибнув в получившейся мясорубке. Он привычно положился на ЗСК, и ЗСК привычно не подвёл, выдержав и столкновение, и взрыв. А раскрылся для аварийной эвакуации лишь после того, как спасатели разгребли обломки.

– Ты выглядел, словно отбивная, – хихикнула Кабира. – Помятый и весь в крови. Я предложила тебя закопать, но Белый сказал: «Где мы ещё найдем такого отморозка?» – и предложил тебя вылечить. Не знаю, зачем.

– Я тоже рад тебя видеть.

– А по роже не скажешь.

– Изображение радости – не мой конёк.

– Ты молодец, что уцелел, придурок. – Кабира подошла к койке и провела рукой по волосам Флегетона. – Правда, мы думали, что тебя повесят… Нет, сначала мы думали, что ты сгинул в Субе.

– Это были насыщенные дни, – признал Карлос.

– Расскажешь как-нибудь.

– Обязательно.

Кабира Мата была анархом – неукротимой и убеждённой, а ещё – старым другом Равнодушного и потому охотно нанималась к нему, когда дотовцам требовался в команде боец её уровня. Именно Кабира остановила два последних мегатрака, расстреляв их патронами «Хиросима», несущими микроскопический ядерный заряд. Но теперь, когда тяжеленный револьвер «Толстый Мэг» исчез в рюкзаке и там же спрятался накладной кибернетический протез, Кабира превратилась в обычную девушку. Дерзкую, колючую и красивую.

– Кролик, если тебе вдруг станет интересно, висит на центральной площади.

– Он каким-то чудом уцелел в катастрофе, и местные хотели дождаться, когда ты оклемаешься, но я сказал, что тебе будет неприятен вид казни, – подал голос Белый. – Ты ведь апостол.

– Цунюка не казнили, он просто получил то, что заслужил, – уточнила Кабира.

– Можно сказать и так.

– Заберёшь меня? – спросил Флегетон, которому не терпелось вернуться в расположение Санитарного Спецназа. Не то чтобы ему не нравилось в Остополе – теперь в Заовражье относились к нему, как к родному, – просто Карлос считал, что его место там, на передовой.

– Врач сказал, что тебе надо хотя бы неделю полежать.

– Значит, увидимся дней через десять?

– Не думаю, – после короткой паузы ответил Равнодушный.

Тон и быстрые взгляды, которыми Белый обменялся с Кабирой, объяснили Флегетону происходящее.

– Ты нашёл его? – глухо спросил он.

– И собираюсь идти за ним, – с грустной улыбкой подтвердил дотовец. – Я не так силён, как ты, и не могу жить со своим прошлым. Я должен…

– Умереть? – Карлос сжал кулаки. – Ты!

Он не хотел терять друга и бесился, понимая, что видит Равнодушного в последний раз.

– Я должен расплатиться, – привычно объяснил Белый. – Я достаточно сделал для людей и хочу сделать кое-что для себя.

– Возьми меня с собой.

– Ты всё испортишь.

– Почему?

– Слишком приметен, поэтому со мной пойдёт Кабира. – Равнодушный легко потрепал раненого по плечу. – А ты помогай людям, апостол, и жди, когда мир улыбнётся.

– Да, я – апостол. – Карлос крепко сжал руку дотовца. – Ты был одним из тех, кто сделал меня апостолом.

– Значит, я сделал что-то доброе, – вновь усмехнулся Равнодушный. – Прощай, Флегетон, я горжусь дружбой с тобой, действительно горжусь.

Человек, который написал «Книгу Рассвета», верил. Он видел, что происходит с людьми, и сердце его сжималось от боли. Он грезил миром, но знал, что обрести его можно лишь твёрдостью. Книга стала голосом его рыдающей души, и поэтому ей поверили. Поэтому нашлись люди, которые носили «Книгу Рассвета» у сердца и читали её тем, кто потерял надежду.

Читали и помогали.

«Нет на свете труднее Пути Добра. Он непонятен, потому что не ведёт к богатству и власти. Он суров, потому что есть самоотречение. Он требует Поступка, давая взамен лишь сделанный Поступок.

Он не вокруг тебя, а внутри.

Это Путь, которым идёт твоя душа, потому что не может иначе. Путь твоей жизни. Путь твоих убеждений. Путь твоих страданий.