Ерофей Трофимов - Орден Черного солнца

– Настоящий автозак.

Всю дорогу, пока их везли непонятно куда, профессор старательно запоминал направление и повороты, засекая время, но когда грузовики вкатились в самолет, смог только удрученно вздохнуть. Сидевшая рядом Берта участливо спросила:

– Вам плохо, профессор?

– Нет. Все в порядке, спасибо.

– Вы так тяжело вздохнули, что я подумала…

– Я надеялся, что мы останемся в Непале. В крайнем случае нас перевезут через индийскую границу и снова спрячут в горах. Но теперь я не знаю, что и думать.

– Я сама теряюсь в догадках, почему они не убили нас на месте, а куда-то везут, – тихо призналась девушка после минутного молчания.

– Мы зачем-то нужны им. Знать бы еще зачем, – снова вздохнул Васильев.

– А если попытаться предположить?

– По опыту могу сказать, что мои предположения вам очень не понравятся.

– Вы думаете, что они все еще проводят опыты на людях? – испуганно охнула Берта.

– Если быть до конца откровенным, даже не сомневаюсь в этом, – кивнул профессор. – Эти звери никогда не останавливаются. Их так воспитали. Это фанатики. Упрямые, ограниченные, зашоренные. Любой из этих эпитетов подходит к ним как нельзя лучше. И они будут делать то, что считают нужным, не обращая внимания на законы и любые этические нормы.

– Профессор, как вы думаете, что они сделали с тем мальчиком? – подумав, спросила Берта.

– Скорее всего, убили, – вздохнул Васильев. – Так всегда было. Чтобы запугать остальных. Это обычная практика концлагерей. Не думаю, что у них что-то изменилось. Мальчик решился на побег, а значит, его нужно найти и примерно наказать, чтобы остальные поняли: бежать нельзя.

– Но зачем они это делают? Зачем?! Ведь война давно закончилась!

Берта все сильнее повышала голос, и профессор понял, что еще немного – и девушка сорвется. Быстро обняв ее за плечи, Васильев с силой прижал голову девушки к своей груди и прошептал:

– Тихо, девочка, тихо. Еще ничего не закончилось. Помни, никогда нельзя сдаваться. Даже если ты стоишь между стволом автомата и пропастью, у тебя есть выбор: покорно принять пулю или умереть свободной, прыгнув со скалы. А что до того, зачем они это делают, так я уже отвечал: это фанатики. А фанатикам все равно, идет война или она давно закончилась. Они просто не умеют по-другому. Мозгов-то на что-то хорошее не хватает. Боль другим причинять, прикрываясь благими целями, много ума не надо. Чего проще – обвинил в чем-нибудь другую веру, нацию, внешний вид – и все. Ты на коне. А задуматься о том, что в каждой нации есть и хорошие и плохие люди, что каждый может верить в то, во что сам хочет, что у людей с другим цветом кожи кровь такая же красная, для них слишком сложно. И запомни главное. Даже плакать в нашем положении нужно так, чтобы они не видели наших слез. Для этих людей наша твердость – самое страшное оскорбление.

Слова старого профессора подействовали на девушку. Чуть слышно всхлипнув, она обхватила его руками и, не удержавшись, тихо заплакала. Ласково поглаживая ее голову, Васильев принялся шептать что-то успокаивающее. Истерика прошла стороной, излившись обильными слезами. Выплакавшись, Берта хлюпнула покрасневшим носом:

– Простите меня, профессор.

– Будем считать, что мне повезло, – улыбнулся Васильев.

– В чем? – не поняла Берта.

– Когда еще удастся безнаказанно обнять красивую девушку? – лукаво усмехнулся профессор.

– Эй, да вы ловелас, профессор, – рассмеялась Берта, почти успокоившись.

– Были и мы рысаками когда-то, – усмехнулся в ответ Васильев.

– И кажется, не просто рысаком, а настоящим иноходцем, – продолжала смеяться Берта.

– Нашли время веселиться, – буркнул один из соотечественников Берты.

– Смеяться нужно всегда, молодой человек. Особенно над опасностью, – наставительно ответил Васильев.

– Как вас понимать? – насторожился парень. – Ржать, когда нас поведут на расстрел? Или хохотать, когда мне скажут, что прыгать с десятого этажа опасно?

– Не нужно путать отвагу с глупостью, молодой человек. Смотреть в стволы автоматов с улыбкой, не пресмыкаясь и не вымаливая пощаду, – это отвага, а тупо лезть туда, куда не полезет последний дурак, глупость.

– Что с тобой такое, Ирвин? – удивленно спросила у парня Берта.

– Жить хочу, – с обезоруживающей откровенностью признался парень. – Я не герой и не солдат. Я обычный человек со своими достоинствами и недостатками, и я просто хочу жить.

– Все хотят жить, дружок. Но не все могут достойно встретить свою смерть. Я знаю, это трудно. Очень. Знать, что вот сейчас, еще секунда – и все закончится. Все. Совсем. Навсегда. Это страшно. Очень, – тихо повторил профессор, опуская голову.