Сергей Дмитренко - Одиночки [СИ]

Отбежав в запале еще пару десятков метров, я без сил упал под куст, хватая открытым ртом раскаленный воздух. Перед глазами плыли красные пятна, навалилась тошнота, и я на несколько мгновений потерял сознание…

…Постепенно кровавый туман, застилавший мне глаза, растворился, я начал видеть и, что более важно, трезво соображать. Я понимал, что эти гады так просто меня не отпустят, несколько минут, отпущенных мне очень вовремя произошедшей свалкой, быстро пройдут, и эти полупьяные, озверевшие проклятые байкеры с еще большим энтузиазмом снова бросятся за мной в погоню.

Я прислушался — вопли еще были слышны, но уже намечался какой-то порядок в реве моторов и я понял, что пора уносить ноги. С трудом поднявшись, проглотив мгновенно подступившую к горлу дурноту, я заставил передвигаться две дубовые колоды, которыми казались мне мои ноги. Потихоньку, цепляясь за ветки кустов и стволы деревьев, я побрел вглубь леса. Я брел наугад, стараясь выбирать места погуще: во-первых, так идти было легче — хватаясь за ветки кустов, я хоть как-то мог передвигаться, а во-вторых, я надеялся, что их проклятые сверкающие и ревущие мотоциклы не смогут здесь проехать. Медленно, очень медленно я забирался вглубь леса. Сейчас он уже не пугал меня, насквозь городского жителя, привыкшего к широким тротуарам, а не к заросшему густым кустарником сосняку. И сейчас я не боялся заблудиться, а наоборот, старался забрести поглубже. Я падал и поднимался, и снова падал, и снова вставал, но упрямо продолжал продвигаться вглубь.

Сначала кругом было тихо, и я молил бога, чтобы эта тишина продержалось как можно дольше, но, увы, скоро до меня опять стал доноситься ненавистный рев моторов. Изо всех сил я потащился дальше. Странно, но сначала я шел очень медленно, потом перешел на быстрый шаг, а потом и побежал. Наверное, со стороны мой бег выглядел очень смешным, и меня мог бы легко обогнать десятилетний ребенок, но для меня это было подвигом. В эти минуты я вспомнил старый фильм, в котором показывали побег изможденных заключенных из лагеря, — я бежал также. Но все равно бежал. Бежал и бежал!

Рев моторов медленно, но неотвратимо приближался, мне казалось, что он доносится со всех сторон, непонятно было, куда надо бежать, поэтому я бездумно несся все вперед и вперед, надеясь на удачу…

Вбегая в теснину, он уже понимал, что выхода отсюда ему не будет, но продолжал упорно бежать вперед. Справа и слева совершенно отвесные бурые скалы не давали ему возможности отклониться. Вой стаи становился все ближе — старый вожак торопился покончить с опасным соперником. Стремительно проносясь по узкому коридору, он внимательно осматривался кругом, ища удобно место для последнего боя. Кругом — только стены скал, и он продолжал свой бег, надеясь где-нибудь впереди найти удобное место, чтобы свернуть.

Вперед, снова вперед, и ни минуты остановки, чтобы развернуться и впиться в последний раз в ненавистное горло, чтобы еще раз почувствовать вкус крови врага и услышать хрип его уходящей жизни.

Он бежал вперед, ни на минуты не замедляя своего стремительного бега, хотя острый нюх и чуткие уши подсказывали ему, что там, впереди, огромный провал. Разум твердил «остановись», но он упрямо и гордо продолжал свой бег навстречу смерти.

Стремительно он несся вперед, к своей свободе, и также стремительно навстречу ему неслась неизбежная смерть. В эти несколько коротких минут он увидел всю свою жизнь. Смешной щенок, на подламывающихся лапах, впервые выбравшийся из глубокой норы, ошеломленный обилием запахов и света; молодой волк, несущийся по просторам со своей стаей; жуткая смерть стаи от пролетающей гудящей железной птицы и долгое, долгое одиночество. И сейчас он умирал, но умирал, как и жил, свободным. Он был рожден свободным, свободным он и уходил из этой жизни.

Вперед и вперед несли его ноги, вот уже впереди показался свет, он напрягся и стремительно рванулся в последнем броске. На мгновенье, выскочив на край обрыва, сжавшись, как пружина, он вложил в свой последний прыжок все свои силы в тщетной надежде перенестись через это огромное пространство…

Совершенно не представляя, куда я бегу, я из последних сил бежал вперед, надеясь теперь только на удачу. Лес для меня всегда представлял загадку, и я плохо понимал, где сейчас нахожусь. Постегиваемый приближающимся грохотом мощных моторов, выбиваясь из последних сил, я несся все вперед и вперед, не разбирая дороги. Мне казалось, что где-то там, впереди, я, наконец, обрету свободу, и мои проклятые мучители сгинут без следа. Я рвался вперед, как бегун на Олимпийских играх. Быть может, со стороны мой бег казался бегом загнанной черепахи, но мне мерещилось, что я несся как вихрь, правда, странно, что рев моторов при этом нисколько не утихал, а, наоборот, становился все громче и громче.