Филип Жозе Фармер - Пир потаенный

Не будь у меня жены и Калибана, я не медлил бы ни минуты и сразу же пустился бы в путь. Пусть оставшиеся сами решают свои проблемы. Лишь бы только Девять забыли о моем существовании. Большего мне не надо. Я прекратил бы свои розыски и тоже постарался бы забыть о них.

Но Клио скорее всего была в опасности. И Калибан, когда-то мой самый страшный и опасный враг, ставший моим лучшим другом.

Я глубоко вздохнул, перевернулся на другой бок и попросил ночь успокоить мой мятущийся разум.

На следующий день первый же вопрос Дика был: собираюсь ли я взять его с собой в Англию. Я объяснил ему, почему вынужден сказать «нет». Похоже, он согласился с приведенными ему аргументами, но тут же спросил, что же ему делать дальше? Я посоветовал ему вернуться к приемным родителям, живущим на том же месте, у границы джунглей и саванны. Однажды придет день, когда мы с Калибаном начнем операцию против Девяти, и тогда нам потребуется и он сам, и его несравненная сила.

Дик скривился и почесал повязку, прикрывавшую его пупок. В следующий раз, когда он будет драться на ножах, он не забудет урока, полученного от меня. Он будет помнить, что нож может еще и летать, и больше не позволит застать себя врасплох.

Лезвие моего кинжала не глубоко проникло в его плоть, так как он все-таки в самом конце успел несколько ослабить силу удара, задев кинжал рукой. Руки его, кстати, были все в следах многочисленных ран и порезов, но целлюлярная псевдоткань, изобретенная Калибаном именно для таких случаев, сотворила свое очередное чудо, и все раны уже затянулись. То же самое было и с дыркой в животе, которой я удостоил его.

На данный момент Дик еще не мог полностью выпрямляться без риска, что от натяжения рана не откроется вновь. Безумное преследование меня на джипе по изрытой ямами и трещинами долине было для него сущей пыткой. Но если не случится ничего непредвиденного, скажем, какого-то несчастного случая и раскрытия раны, через неделю он будет совершенно здоров.

Когда я сказал ему, что все получается лишь у тех, кто умеет ждать, Дик покачал головой и вновь скривился в жуткой гримасе — зрелище, надо сказать, не для слабонервных. И так-то он с его огромными, выступающими над дикими глазами аркадами надбровных дуг, иссине-черной кожей лица, выпирающей вперед челюстью с длинными заостренными клыками не выглядел красавцем. Улыбка же делала его лицо еще более свирепым и диким.

Во время всей дороги, когда мы уже возвращались в долину, он хранил упрямое, угрюмое молчание и лишь коротко и односложно отвечал, когда кто-либо задавал ему вопрос.

Первое, что сделал Муртаг, когда мы вернулись к оставленным ими джипам, он связался по радио с лагерем на аэродроме. Оператор, услышав его, не мог скрыть своего крайнего удивления. Он, как и все остальные, думал, что Муртаг если не убит в погоне за мной, то давно уже удрал, стараясь проложить как можно большее расстояние между собой и пославшими его на эту операцию Девятью.

— Я схватил лорда Грандрита, — доложил Муртаг офицеру, прибежавшему по вызову радиста. — Графиня тоже у меня. Сейчас я их вам доставлю.

Офицер, некий Ибн Кхалим, долго молчал, видимо, онемев от изумления. Я понимал его. Причин тому было несколько. Первая, то, что я все-таки был схвачен. Вторая, не просто схвачен, но схвачен живым. Из этого возникала третья, и самая важная: благодаря этой поимке Муртаг мог вновь рассчитывать на снисхождение и благодарность Девяти, что сразу меняло к нему отношение. За время этого молчания офицер, вероятно, успел связаться со своим начальством. Наконец в рации раздался щелчок, и он заговорил. Приказ был следующий: Муртаг и все его люди немедленно должны отправиться в лагерь; Клара и я должны быть доставлены живыми. Таково было приказание Аи-не-ны, которое она передала по радио откуда-то из Европы.

Старая гарпия, вероятно, придумала для меня нечто изысканное. Быть может, она даже решила придержать меня в резерве для ближайшей церемониальной инициации, где показательное приношение меня в жертву послужило бы хорошим примером для всех собравшихся кандидатов. Я очень хорошо представлял себе ее злобную радость. И не мог удержаться, чтобы не улыбнуться, хотя думать о ней было не более радостно, чем о собственной смерти.

Если все пойдет так, как я себе представлял, ей вскоре представится не один случай прийти в ярость.

Наше возвращение на аэродром в этот раз было менее поспешным и более комфортабельным, чем бегство с него. Я сидел на переднем сиденье джипа, возглавившего колонну, прижав друг к другу руки и ноги, будто они были у меня связаны. В голову мою целились два винтовочных ствола, по одному с каждой стороны. Клара сидела впереди в следующей машине и, так же как и я, изображала из себя пленницу, связанную по рукам и ногам. В полумиле от взлетной полосы нас встретил вертолет, который завис над нами на высоте пятнадцати метров и сопровождал дальше весь остаток пути.