Александр Машошин - Сны о республике

— Ах, искусственный интеллект, — сказала Джобель, в голосе её послышались боль и разочарование. — Всего лишь имитация. Примерно через год после того, как… к нам с мужем приходил один цереанин и предлагал сделать такую. Муж его прогнал.

— Нет, это не то, не то! — возразила мама. — Подумай, разве у имитации могут быть воспоминания оригинала? Некоторые вещи ни один программист знать не мог, согласись. Нет, она что угодно, только не программа. Осока, Сашина девочка, говорила что-то про Силовую копию сознания…

— Постой. Осока Тано?

— Да, ты, наверное, её знаешь по прежним временам?

— Немного. Она была ученицей у… — Джобель замялась.

— Мужа Падме, — закончила за неё мама. — Разве она могла бы ошибиться?

— Пожалуй, нет. Ташенька, где сейчас этот корабль?

— Стоит на космодроме, мы на нём и летели. Хочешь увидеть её?

— Да. Я-то сразу пойму…

— Так поехали. Сын ждёт на улице, у нас машина.

— Твой сын? — я услышал, как Джобель всплеснула руками. — Почему на улице? Он не хочет познакомиться с тёткой?

— Ох, он такой упрямый. Сказал, что лучше мне войти сначала одной.

— Надо его позвать. Или нет, едем прямо сейчас!

— Думаю, пора нам подняться в дом, — сказала мне Падме. — Нормально выгляжу?

— Идеально, — кивнул я. Серый с шёлковым отливом костюм, который она нарисовала себе сегодня, Падме часто использовала на корабле и прежде. Болеро с длинными рукавами, отделанными выше локтей чёрно-золотой вышивкой, примерно соответствовало "элегантному" галактическому стилю, как и открытые туфли на каблуке. Однако, обычному в таких случаях платью или длинной юбке Падме предпочла укороченные брючки-капри, придающие облику оттенок лёгкого озорства и спортивности. Простой белый топ, шершавый, как хлопок, прекрасно сочетался с серым шёлком. Завершали образ сверкающий металлический поясок и такие же серьги в форме вытянутых треугольничков.

Легко и изящно перебросив ноги через борт, Падме выпрямилась… и в ту же секунду мы услышали женский вскрик и звон разбитого стекла. Обернулись одновременно. Симпатичная женщина лет сорока застыла посреди проезда под аркой с расширенными от изумления глазами и приоткрытым ртом. У ног её валялись уроненные кошёлки.

— Сола! — воскликнула Падме и кинулась к ней. — Сола, это я, я, не пугайся. Я немножко призрак, но почти материальна, меня можно даже потрогать.

Женщина судорожно сжала руку голограммы обеими ладонями. Зажмурилась, пытаясь прийти в себя от шока. Снова открыла яркие серые глаза. Про себя я машинально отметил, что вот её бы я вряд ли принял за родственницу: кроме светлых глаз, у неё были более твёрдые черты лица, совершенно иной нос, продолговатый подбородок и крупный рот, как у актрисы Джулии Робертс. В целом, ей не хватало утончённой миловидности Падме, хотя Сола была, безусловно, привлекательна.

— Это ты? — пролепетала она. — Падме.

— Да. А вот… да иди же сюда, Алекс, не стой столбом … познакомься, это – наш с тобой троюродный брат, Алекс.

— Брат? П-приятно познакомиться. Я Сола Наберри-Джанрен. Но… Падме, как же?

— В двух словах не расскажешь. Я тебе чуть попозже подробно объясню, тебе и маме с папой. А сейчас надо идти скорее в дом, а то мама уже на космодром ехать собралась, чтобы меня увидеть.

— Зачем на космодром?

— Вот и я говорю, незачем, идём.

— Ох. Я вино расколотила…

— Другое купим, пошли же! — подхватив сестру под локоть, Падме увлекла её к лестнице. Я поспешил за ними. Они так и столкнулись в дверях – две дочери снаружи, мать изнутри. Два года назад я видел уже нечто в этом роде, когда моя Осока и её мать Ирис стояли друг против друга. Всё было почти так… и совсем иначе. Джобель смотрела на дочь, ту, кого она сама похоронила тринадцать лет назад, и не могла выдавить ни слова. Внезапно из её глаз брызнули слёзы. Женщины обнялись. Я торопливо махнул рукой на стоящую сзади маму, подтолкнул мягко в спину Солу, прошептал:

— Пойдём, дай им поговорить наедине.

— Vaat ?

— Ох, ты ж не понимаешь, — спохватился я и перешёл на базик: — Пойдёмте отсюда, госпожа кузина.

Из глубины прихожей навстречу нам шагнул крепкий коренастый мужчина, чем-то неуловимо похожий на Жана Габена. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, в кого у старшей дочери такие глаза и, пожалуй, брови. Муж Бель протянул мне руку:

— Моё имя Руви Наберри.

— Алекс, — на местный манер представился я.

— Весьма рад. Может быть, Вы сможете объяснить нам с Солой некоторые нюансы?