Дмитрий Хоменко - Единственный принцип - 1

— Я, кажется, начинаю понимать, что такое любовь, — как–то сказал Адам единственному человеку, с которым мог поделиться самым сокровенным, когда они наблюдали со стены за Эвелиной, занятой своими цветами.

— И что же? — равнодушно поинтересовался Карл, не в силах отвести взгляд от хозяйки замка. Чем дальше, тем труднее ему было воспринимать откровения Сангуша, тогда как ему самому приходилось из последних сил сдерживать собственные чувства.

— Когда рядом со мной была Глория, я жил сегодняшним днем, — начал издалека Адам. — Какая разница, что было вчера или будет завтра, если сегодня тебе принадлежит лучшая женщина в мире. Все, что мне оставалось делать, это наслаждаться жизнью, не думая ни о чем ином. Мне хотелось всего и сразу. Даже сейчас, по прошествии времени, я многое отдал бы, чтобы снова ее увидеть. Многое, но уже не все. Каждый новый день, проведенный здесь, все больше меняет меня, и, надеюсь, к лучшему. Я стал задумываться над тем, что меня ждет завтра, с кем я разделю все радости и невзгоды, которые еще предстоят на моем веку. И это завтра я связываю только с одной женщиной, и эта женщина — отнюдь не Глория.

— По–моему, это вполне естественно, когда мужчина связывает будущее со своей невестой, — без тени иронии заметил Кранц.

— Нет, я не о том, — стал заводиться Сангуш и неожиданно умолк, не сумев сразу подобрать нужные слова. Потом он тяжело вздохнул и сдался. — Я не знаю, как это выразить словами.

— Может это и хорошо, — поддержал его Карл. — Не слишком ли большую роль мы в своей жизни отводим словам? Иногда мне кажется, что слова — всего лишь фиговые листья, которыми мы пытаемся прикрыть реальность. И при этом неважно, — от других, или от самих себя.

— Слова художника, — рассмеялся Адам. — А что же делать тем, кому не дан талант к живописи или к музыке? Чем им заменить фальшивые слова? Остается лишь литература, но и там опять слова, пускай и рукописные.

Кранц не нашелся, что ответить и лишь пожал плечами. Кто знает, быть может, будь у него возможность сказать все, что в нем накопилось, он сейчас и не высказывался бы столь пренебрежительно по поводу значимости слов.

— Вот только иногда наступает такой момент, когда мы начинаем относиться к словам, как к редким жемчужинам, — вдруг отстраненно сказал Карл и, вглядываясь вдаль, продолжил. — Нам даже глубоко наплевать, что выловили мы их не из прозрачного чистого моря, а из мутного дурно пахнущего болота вокруг нас. Да и зачем нам это знать, если мы не собираемся разбрасываться этими словами, возвращая их назад в тихо ворчащую трясину. Мы так ими дорожим, что не отдаем даже тому, для кого они собственно и предназначены.

Адам с удивлением смотрел на человека, которого, как ему казалось, уже успел неплохо изучить и от которого не ожидал услышать ничего подобного. Иногда он даже задумывался над тем, способен ли вообще Карл испытывать сильные чувства.

— Неплохо сказано, но как–то слишком уж заковыристо, — заметил Сангуш.

— Не обращайте внимания, это я в продолжение темы о предназначении слов, — отмахнулся Кранц, тревожно вглядываясь в силуэты двух всадников на дальних холмах. Он уже не сомневался, что они направляются в сторону замка, и почти не сомневался, что отпущенное ему время на исходе. Сангуш, проследив за его взглядом, также заметил приближающихся людей и направился к воротам замка, чтобы оказаться рядом с Эвелиной, когда они подъедут.

Увидев, наконец, замок, в который они направлялись, Святой еще с большим вдохновением стал рассказывать проводнику очередную байку, которыми он скрашивал долгую дорогу. При этом его абсолютно не интересовало, что сопровождавший его парень если чем–то и мог похвастаться, то исключительно физической силой. Поэтому он толи не слушал спутника, толи не понимал, о чем тот говорит. Но того, что он практически все время молчал, Гловашу было вполне достаточно.

— Нигде не видел ничего подобного, — заявил он при виде замка в окружении цветов и, грустно вздохнув, сообщил своему спутнику об очередном своем таланте. — Я ведь тоже в душе поэт. Иногда я даже думаю, что рифмовать слова — это и есть мое настоящее призвание. Но, не сложилось… Хотя если бы не поэзия, моя душа уже давно превратилась бы в камень. Сочиняешь, бывало что–то на привале и забываешь, сколько крови пролито за день. Нет, у меня определенно поэтическая натура, иначе, чем объяснить мою любовь к людям? Я даже обозным девицам никогда не платил, — прочту им вдохновенно что–то из любимого, и они отвечают мне взаимностью. Только одну из них мои стихи не вдохновляли на бескорыстную любовь, — всегда выслушает, не сказав ни слова, и протянет руку за деньгами. Может поэтому и запала она мне в душу. Только к ней и захаживал потом. Пока не узнал, что она глухая. Как–то разорвалось рядом с ней ядро, — сама–то к удивлению жива осталась, только оглохла. Но слух ей вроде бы и ни к чему. А я, как узнал, разочаровался в ней, — думал, она не такая как все. Вот такая она штука — любовь.