Дмитрий Хоменко: Единственный принцип - 2

— Никто из высших офицеров в ту ночь не погиб, — сказал он, когда старик взял небольшую паузу, и, цинично ухмыляясь, добавил. — А тело Вильштока нашли, с пулей в затылке.

— Откуда вам знать, как все было? — после некоторого замешательства поинтересовался у него рассказчик.

— Одним из тех офицеров был мой близкий родственник, — ответил тот.

После некоторых раздумий, старик изобразил на своем лице усталость и тяжело вздыхая, встал из–за стола.

— Приятно было пообщаться, господа. Надеюсь еще когда–нибудь увидеть вас в наших краях. Если вам понадобиться надежное оружие, обращайтесь ко мне. Спросите Лучо, — меня здесь каждая собака знает. А сейчас мне пора, — сказал на прощанье старик и, позабыв о своих болячках, быстро покинул заведение.

Домой Лучо уже не вернулся. Через пару недель по чужой воле и по собственной глупости он снова оказался в Европе, чтобы предстать перед самыми важными в своей жизни слушателями. Тринадцать монархов сидели полукругом напротив него и по очереди задавали вопросы, на которые Лучо, не задумываясь, давал правдивые ответы. Даже об убийстве Генриха он рассказал в мельчайших подробностях, не забыв, правда, свалить всю вину на свою проклятую алчность и подлеца Захария. Только вопрос о реликвиях вызвал у него поначалу недоумение, но потом он вспомнил свою последнюю встречу с бывшим монахом и догадался, о чем идет речь. С этого момента Лучо, ощутив важность вопроса, начал торговаться за свою жизнь. Он стал преднамеренно путаться в словах, одновременно давая понять, что при определенных обстоятельствах ясность мысли может снова вернуться к нему. Но никаких обещаний Лучо не дождался и вынужден был выложить все, что знал, безвозмездно, утешая себя тем, что таким образом мстит Захарию за доставленные на старости лет неприятности.

И все же, его искренность не осталась неоцененной. Лучо не пытали, не томили в сыром подземелье, не мучили голодом и жаждой. Ему просто выстрелили в затылок, точно так же, как когда–то выстрелил он сам.

После этого тринадцать правителей больших и малых государств, все вместе превращавшиеся в равноправных сенаторов ордена Ормуса, еще долго обсуждали услышанное. Было сказано много слов о Генрихе, выдвинуто множество предположений по поводу таинственного Захария, но так и не было принято решения, как распорядиться полученными сведениями. Все сводилось к тому, что нужно искать Захария, но вслух никто эту мысль не высказал, ограничившись намеками в сторону хранителя спасенной реликвии, светящейся пирамиды. Но тот вообще молчал, погрузившись в тяжелые раздумья. Только немного позже, оставшись наедине с Посредником, хранитель счел возможным высказать вслух все, что его тревожило.

— Сегодня у меня неплохо получалось читать чужие мысли. Достаточно было встретиться взглядом с кем–то из сенаторов, чтобы понять, о чем он думает.

— И о чем же они думали? — поинтересовался его собеседник, заранее предвкушая ответ.

Хранитель уловил ироничные нотки в его голосе и бросил на развалившегося в массивном кресле толстяка недобрый взгляд. Но этим его недовольство и ограничилось.

— Половина из них не сомневается, что я каким–то образом связан с этим загадочным Захарием, и все эти годы скрывал от них правду. Остальные не столь категоричны, но, пожалуй, считают, что если бы я не заварил всю эту кашу с Вильштоком, реликвии не достались бы какому–то проходимцу. Соответственно, я и должен сделать все, чтобы их вернуть.

— Вторые, пожалуй, ближе к истине, — невозмутимо констатировал толстяк.

— А кто меня подбил на эту авантюру? — возмутился Хранитель.

— По–моему, вы в результате получили не так уж и мало, — моментально охладил его пыл собеседник.

— Не спорю, — вынужден был согласиться с ним хранитель, но тут же не удержался от нового замечания. — Но большего мне не получить, даже если я найду реликвии. Так какой смысл мне их искать?

— Никакого, — поддержал его толстяк и надолго умолк, хотя хранитель явно ждал от него какого–то совета, в глубине души надеясь, что какой–то смысл все–таки есть.

— Что же мне все–таки делать, Оливер? — не выдержал затянувшейся паузы хранитель.

Толстяк не спешил с ответом. Он нарочито долго ворочался в кресле, потом столько же времени потратил на придание своему обрюзгшему лицу подобающего ситуации выражения. И только после этого непринужденным тоном соизволил успокоить собеседника..

— Доверьтесь мне, Фердинанд. Я сам организую поиски таинственного Захария, так, чтобы у ваших братьев не осталось никаких сомнений. Я никогда вас не подводил, не подведу и на этот раз. Пока я рядом, вашей власти ничего не угрожает.