Дмитрий Хоменко - Единственный принцип - 2

Не прошло и двух дней, как возле замка появился небольшой палаточный лагерь, в который то и дело прибывали новые постояльцы. Но еще раньше в замке объявился посланец Фердинанда, с важным видом уведомивший Вильштока о своей миссии. Состояла же она в самых обычных доносах о всех действиях графа, которые посланец должен был ежедневно направлять королю. Писал и отправлял он их исправно, но уж больно скудными по содержанию были эти депеши. Куда бы не направился королевский соглядатай, он то и дело натыкался на ехидные рожи специально приставленных к нему слуг, получивших строгое указание всячески «содействовать» выполнению важного государственного задания гостя. Разве что в отведенной ему спальне и за обеденным столом посланник управлялся без посторонней помощи. К тому же никто не вступал с ним в разговоры, предпочитая сослаться на занятость и поскорее уйти. Обрывки же подслушанных разговоров не наводили ни на какие ценные выводы и только раздражали неудачливого следопыта. И все же одно событие хоть сколько–то оправдывало пребывание посланника в замке Вильштока, — однажды ему удалось довольно хорошо разглядеть женщину, которая, по распространявшимся в столице слухам, и стала причиной договоренностей Фердинанда и Генриха. Если самому королю ее описание могло быть совершенно безразлично, то уж в столичном обществе посланец мог рассчитывать на определенный успех, особенно если не постесняется дополнить отсутствующие фрагменты картины по своему разумению. Именно сочинением подробного повествования на эту тему и был занят королевский представитель, когда перед ним неожиданно появился Вильшток и в безапелляционной манере, не допускающей возражений, стал прощаться. До сознания углубившегося в творческий процесс посланника не сразу дошло, что покидает замок именно он и пока больше никто. Когда королевский шпион уселся в свою карету, внешне демонстрируя высокомерное недовольство, а в душе несказанно радуясь возвращению в столицу, где у него были дела поважнее здешних, Генрих позвал своих офицеров на военный совет.

Генрих для проформы выслушал последние донесения, в которых не было ничего нового для него, и потом без лишних предисловий сообщил, что утром небольшое войско выступает в поход. С собой он приказал брать только личное оружие и запасы продовольствия на несколько дней. Все остальное без особой спешки должен был доставить Бергер. Отдельно Генрих разрешил Визару рассылать вербовщиков, отметив, что весть о превращении Дорфена в сборный пункт его армии достигнет самого Дорфена позже, чем там окажется Вильшток, и судьба города будет уже предрешена. На этом совещание собственно и закончилось. Оставшееся до утра время каждый был волен провести по своему усмотрению, так как привычного совместного застолья исходя из обстановки не предполагалось. Сам Генрих, перебросившись парой слов с несколькими своими друзьями, уединился в своих покоях. Приготовив походную одежду и тщательно проверив оружие, он передал через слугу приглашение Скулде разделить с ним ужин и, чтобы убить оставшееся до ее прихода время, стал перечитывать единственную книгу, которую можно было найти в его комнате. Это был «Ветхий завет» с комментариями какого–то неизвестного, но явно сумасшедшего монаха. Как обычно, открыв потрепанную книгу на первой попавшейся странице, Генрих невнимательно пробегал глазами страницу за страницей, часто перескакивая через несколько строк и останавливаясь ненадолго на заинтересовавших его эпизодах. В основном это были экзальтированные комментарии, в которых обосновывалась правомерность различных зверств избранного народа во имя исполнения божьей воли. Своим отъявленным цинизмом они как нельзя лучше настраивали на соответствующий лад перед началом очередной военной кампании. Вера Генриха не становилась от прочтенного сильнее, а вот его собственный цинизм уютно располагался в самом сердце графа на все время боевых действий.

Вошедшая в комнату Скулда с интересом посмотрела на отложенную в сторону при ее появлении книгу. С трудом разобрав затертое название, она улыбнулась и удивленно посмотрела на Вильштока. В сложившемся у нее представлении о Генрихе, его образ плохо увязывался с подобными книгами, да и с любыми другими тоже. Взгляд женщины смутил графа, и он, не дожидаясь вопросов, демонстративно упрятал книгу в сундук с личными вещами. Потом они молча ужинали. Только управившись с едой, Генрих завязал разговор.