Ринат Таштабанов: Метро 2035: Воскрешая мертвых

– Я должен знать, что, когда придёт время, ты сможешь выстрелить в человека, – чистильщик смотрит на пацана, у которого дрожит ствол винтовки. – Это тебе не собак валить. Просто выбери, чья жизнь для тебя важнее, твоя, – Винт приставляет к голове Сергея ПМ, – или их, – чистильщик кивает в сторону свалки, откуда доносится яростный гвалт и визг дерущихся из-за куска собачатины выродков. – Считаю до пяти, и ты или стреляешь вон в ту тварь, с патлами, похожую на бабу, или твои мозги растекутся в противогазе.

– Один, – начинает Винт.

Сергей пытается унять трясущиеся руки.

– Два, – чистильщик вжимает ствол пистолета в затылок пацана с такой силой, что Сергею кажется, что дуло уперлось в лысую башку, холодя металлом кожу.

– Три. Я не шучу, сука! Стреляй! – орёт Винт.

Сергей, к ужасу для себя осознаёт, что «сломать» его оказалось куда как легко. Всего-то, – поставить на кон его жизнь, против жизни выродка. В груди зарождается волна ненависти. В первую очередь к самому себе. Вся бравада, напускная уверенность, мигом улетучиваются, когда ты осознаёшь, что девять граммов свинца перевешивают всё человеческое, выпуская наружу зверя, готового на всё, лишь бы выжить.

Заставив себя глубоко вдохнуть, Тень задерживает дыхание. Как учили. Только там были мишени, а здесь – живой человек, пусть и обречённый на смерть из-за передоза радиации.

– Четыре! Стреляй! Она же тебе никто! Ты даже не знаешь, как её зовут! Это же тварь. Выродок! Зачем им жить?! Она и так скоро сдохнет! Убей её! Избавь от мучений! Ради себя!

Слова Винта, точно удары молота, лупят по голове Сергея. Мир суживается до размеров линзы снайперского прицела. Ствол «мосинки» уже не дрожит. Прицельный пенёк намертво приклеивается к голове жертвы.

«Господи, если ты слышишь меня, – неожиданно для себя молится Сергей, – прости! У меня нет выхода. Господи, только прости меня!.. Прости…»

Злость как поток воды, прорвавшийся сквозь дамбу, захлёстывает пацана. Хочется провалиться сквозь землю, или вскочить и бежать сломя голову. Желание жить перевешивает, даже если для этого придётся убить.

Выстрел. Вскрик. Женщина валится в мусор. Выродки, что-то крича, бросаются врассыпную. К горлу Сергея подкатывает тошнотворный ком. Пацан смотрит на Винта.

– Хороший выстрел, – чистильщик, убрав пистолет от головы Сергея, подносит бинокль к глазам, несколько секунд смотрит на свалку, неожиданно хмыкает и говорит:

– А теперь добей её!

– Чего? – переспрашивает Сухов.

– Сам взгляни, – Винт тихо смеётся, – тебе уроком будет.

Сергей смотрит в прицел, фокусируется и холодеет от ужаса, видя, что женщина, в которую он выстрелил, всё ещё жива. Корчась от боли, она, сжавшись калачиком, лежит на боку, зажав рукой рану на животе.

– Добей её! – шипит Винт. – Избавь от мучений. Живо!

Сергей кивает. Пальцы дрожат. Картинка подёргивается туманом. Сухов концентрируется. Не важно, что будет потом, главное, что ты сделаешь сейчас. Матеря себя последними словами, Сергей, видя полные боли глаза женщины, которые теперь снятся ему каждую ночь, заставляет себя выстрелить.

Бах!

Пуля попадет женщине в лоб. Мозги несчастной выплёскиваются на обглоданную тушу псины.

– А теперь смотри, что дальше будет, – Винт продолжает смотреть в бинокль, – только не отворачивайся, а то зубы выбью.

Проходит несколько минут. Сергей видит, что выродки, осмелев, сначала один, затем другой, вылезают из нор и укрывищ. Со стороны кажется, что свалка оживает, шевелится, как гниющее мясо, пожираемое червями. Выродки, пригибаясь, прячась за картонными коробками с разбитой бытовой техникой и давно сгнившими отходами, шаг за шагом приближаются к убитой.

– Представляю, какая там вонь, – Винт пихает Сухова кулаком в бок, – не вздумай сейчас стрелять, самое интересное начинается. Кушать подано!

Сергея, от осознания того, что сейчас произойдёт, начинает бить мелкая дрожь. Несколько секунд назад Сухов думал, что слезящиеся глаза женщины, точно взирающие на него в немом укоре, та кара, которая будет преследовать его до конца дней, но то, что последовало за этим…

Выродки, вооружённые кто ножом, топором, или просто острым обломком стекла, обмотанным изолентой, окружив труп, деловито, даже обыденно, начали его потрошить. В несколько взмахов расчленив тело женщины, выродки вопя, пихая друг друга и матерясь, похватав куски мяса, засовывают их себе в рот. Хари окрашиваются алым. Самый рослый выродок – бородатый мужик, в два удара топора вскрывает грудную клетку женщины. Затем он погружает руки в грудину и, пошарив там, как в пакете с едой, вытаскивает сердце и начинает его с упоением жрать, вгрызаясь зубами в кровоточащую плоть.