Дмитрий Силлов - Закон Припяти

Хронос тупо посмотрел на изуродованную спину брата, развернулся, и пошел к выходу из зала, бормоча себе под нос:

– Кошмар… Какой кошмар… Что ж я теперь людям скажу? Руководству, друзьям… Они же не поймут. Никто не поймет… Нереально, немыслимо! Ох, как бы я хотел, чтобы уже прошло года три с этого момента. А лучше десять лет. Или двадцать. Чтоб все забылось, чтобы все забыли о нас, о нашей миссии… Чтобы о Хароне все забыли… И обо мне. Как будто не было нас никогда…

Он шел, а в его голове все звучал чужой, равнодушный голос:

«Я услышал твое желание, человек. Ты получишь то, о чем просишь…».

Хронос шел покачиваясь, спотыкаясь об рваные куски арматуры, и опираясь рукой на растрескавшиеся бетонные стены, чтобы не упасть. Ему казалось, что он идет той же дорогой, что пришел сюда – но в то же время ученый осознавал, что это уже совсем другая дорога. Двойственное чувство, которое пугало больше, чем одиночество в таком страшном месте. О брате он старался не думать, боясь свихнуться, хотя был почти уверен, что сумасшествие уже наступило. Хронос знал, что наушники его шлема не работают, но в то же время он явственно слышал отдаленные выстрелы впереди и позади себя, крики и стоны умирающих, которые проклинали какую-то Зону, Монумент и Перевозчика, который кормится не только телами, но и душами мертвых сталкеров.

– Какая Зона? Какие сталкеры? – бормотал Хронос, уже просто на автомате переставляя ноги, и проходя прямо сквозь галлюцинации, которые стали не только слышимыми, но и видимыми – полупрозрачные тени бегущих людей, летающих призраков, монстров со щупальцами на месте рта. – Какой, к чертям собачьим, перевозчик? Мне бы только выйти отсюда. Только найти дорогу в этом проклятом лабиринте коридоров. Только бы…

И тут он увидел свет. Тусклый, но естественный, солнечный, отличающийся от мертвого света ламп, которые почему-то продолжали работать, хотя этого просто не могло быть в недрах разрушенного, обесточенного энергоблока.

Хронос ускорил шаги, понимая, что этого делать не стоило – сил и так почти не осталось. Но у любого живого существа открывается второе дыхание, когда оно видит путь к спасению из нереального, неправдоподобно ужасного кошмара…

Это был пролом в бетонной стене. Хронос перешагнул через чей-то скелет с простреленным черепом – и вышел наружу.

Перед ним расстилался гнетущий пейзаж. Серое, свинцовое небо над головой, серая трава под ногами. Серые бетонные столбы местами разрушенной эстакады, и сгнивший бронетранспортер, уткнувшийся передним буфером в один из этих столбов. Рядом с БТРом торчал покосившийся столбик с прибитым к нему знаком – красным пропеллером и подписью «Радиационная опасность!», на который падала огромная тень от чего-то, находящегося за спиной Хроноса.

Он обернулся. И замер на месте, пораженный увиденным.

Разрушенного энергоблока больше не было.

На его месте возвышалась мрачная многоступенчатая конструкция, напоминающая своим видом саркофаг. Гигантскую гробницу, которую нереально было возвести за несколько часов, которые молодой ученый провел внутри четвертого энергоблока.

– Невероятно… – прошептал Хронос – и почувствовал при этом, будто его подбородок уперся в плотную, колючую подушку.

Он поморщился, откинул забрало шлема – и на грудную бронепластину экзоскелета вывалилась длиннющая, спутанная борода.

Ученый застонал. Его ноги подкосились, и он упал на колени. Несмотря на шок, тренированный мозг моментально сопоставил факты. Истеричное желание, чтобы с момента смерти брата прошло несколько лет, и странный голос в голове Хроноса, говорящий о том, что кто-то услышал его.

И исполнил желаемое.

– Нееет!!! – закричал ученый, запрокинув голову к серому небу. – Не хочу!!! Назад!!! Верни назад мое время!!!

Он кричал что-то еще, захлебываясь слезами – и внезапно подавился очередным воплем, когда в поле его зрения шагнул силуэт, заслонивший тусклое солнце, а в лоб ткнулся холодный автоматный ствол.

– Тебя здесь никто не услышит, придурок, – прокуренным голосом произнес силуэт. – А теперь встань и держи руки так, чтоб я их видел.

И тогда Хронос разозлился. Сильно. До скрипа зубов. До равнодушия к тому, нажмет ли спусковой крючок этот неизвестный, назвавший его придурком, или нет. И бешенство это было не только из-за оскорбления и автоматного ствола, холодящего лоб. Все было в нем.

Ненависть к брату, отнявшему славу.

Ненависть к неведомой аномалии, отобравшей несколько лет его жизни.