Мария Стрелова - Метро 2033 - Нас больше нет

– Бежать? Это невозможно! – непростительно громко воскликнул парень. Женщина укоризненно взглянула на него, приложив палец к губам.

Женя присел у стены. Его лицо перестало казаться синим, в глазах появилась жизнь.

– Это невозможно! – повторил парень уже шепотом.

– Нет ничего невозможного. До двери – один коридор. Всего-то трех часовых нужно обойти, – усмехнулась Марина.

– Даже если мы это сделаем, куда потом? Без оружия, без теплой одежды далеко мы уйдем? – безнадежно возразил пленник.

– Глупости. Одежду найдем, а идти… Я знаю короткий путь в твой бункер. Двадцать лет в этом городе прожила. Со мной можно через лес. Моя рука заживет, ты немного наберешься сил, и мы свалим отсюда.

Парень исподлобья взглянул на нее, устало и мрачно. У него в душе закопошился червячок сомнения. Настойчивый внутренний голос шептал: «Не верь!» Здравый же смысл приказывал использовать свой последний шанс. Какая разница, как умирать, если Рябушев и так прикажет расстрелять? А так появлялась, хоть призрачная и зыбкая, надежда на жизнь.

– О чем ты говорила с полковником? – наконец, решился спросить юноша.

Марина передернулась и отвернулась, уставившись в темноту.

– Лучше тебе не знать. В этом бункере творятся очень нехорошие вещи, – тихо ответила она, не глядя на своего товарища. – И еще… У меня для тебя плохие новости. Бункер автоконструкторов терпит бедствие. У них практически кончились запасы, ферма не работает, в убежище голод. Егор Коровин объявил чрезвычайное положение. Рябушев предложил им помощь в обмен на моего сына. Твой отец отказался – слишком гордый, он рассчитывает на помощь соседей, не доверяет полковнику, и правильно делает. Чем скорее мы окажемся там, тем больше шансов у твоих товарищей.

Женя опустил голову, закрыл глаза. Из-под сомкнутых ресниц потекли слезы. А внутренний голос не умолкал, изматывал: «Не верь ей!»

– Но что мы можем сделать? – тихо спросил парень. – Даже если доберемся туда, что мы можем сделать?

– Мы сможем увести людей в убежище «Метровагонмаш». У них большие помещения, но мало народу. Мы предложим им рабочие руки в обмен на пристанище и еду.

Пленник молчал. «Откуда ей все это знать?! Она не наша, чужая, она не может знать, как лучше!» – кричал внутренний голос, заглушая доводы рассудка.

– Отец никогда не решится на такое. В бункере женщины и дети. Они не вынесут перехода по снегу, – наконец, ответил юноша, поднимая голову.

– У них нет вариантов, Женя. Егор будет вынужден согласиться. А ты его в этом убедишь. Он послушает своего сына. А я помогу добраться. Поверхность мне не страшна, мутанты тоже. Главное – выбраться отсюда.

– Я не знаю, Марина. У меня совсем нет сил, – прошептал парень.

Женщина смотрела ему в глаза, и то, что она видела в них, ей очень не нравилось.

– Ты не веришь мне, – она взяла его за руку.

– Я… Я не знаю.

– О чем ты думаешь? Скажи.

– Неважно…

– Женя, – тихо сказала Марина. – Ты помог мне вернуться. Ты был рядом, когда я валялась в бреду, не понимала, кто я такая. Теперь моя очередь вернуть долг. Верь мне. Пожалуйста, верь.

На разведчика навалилось безразличие. Ему стало все равно, что будет дальше. И даже мысль о том, что полковник расстреляет его, больше не казалась такой страшной. «Если после смерти будет покой, то я уже хочу умереть», – подумал юноша, закрывая глаза.

– Ты сможешь, – твердо сказала женщина, сжав его руку. – Ты должен.

– Не смогу, – безнадежно выговорил Женя. – Я не хочу.

– Ты хочешь сдохнуть здесь? – вдруг разозлилась Марина. Она вскочила и нетерпеливо зашагала по камере. – Ты ради этого пережил столько? Чтобы полковник поставил тебя к стенке? Не смей так думать! Мы сможем. Смогли многое до этого – и с этим справимся.

– Прости меня…

– Спи. Набирайся сил. Я верю в тебя, друг, – уже куда мягче сказала Алексеева, будто устыдившись своего гнева.

А пленник видел в ее глазах беду, и голосок в голове шипел: «Не верь. Не верь…»

Женя проснулся оттого, что Марина трясла его за плечо. Юноша рывком сел, прогоняя остатки сна, заморгал от яркого света фонарика, направленного ему в лицо.

– Подъем. Нас ждут великие дела, – как-то слишком весело и бодро сказала Алексеева. Она была сосредоточенно-собранной, деловой и неестественно спокойной для человека, замыслившего побег.

Дверь в камеру была открыта, на пороге вниз лицом лежал часовой.

– Что это? – парню вдруг стало жутко. Все было неправильно, не так!