Ральф Питерс: Красная Армия

После революции семья оказалась на грани исчезновения. Дед Малинского, Петр Михайлович, присоединился к революции, искренне мечтая о новой, лучшей России. Но революция оказалась не тем, к чему стремились Малинские. Дворяне, прогрессивные или реакционные, все равно считались угнетателями рабочих и крестьян. Создавшаяся ситуация была еще хуже из-за того, что Малинские сражались по обе стороны гражданской войны. Два двоюродных брата Петра Малинского служили в контрреволюционной армии Деникина, а он сам воевал против белых как военспец и советник неграмотного командира дивизии, у которого было больше храбрости, чем таланта. Петр участвовал и в советско-польской войне, хотя его жена, сын и мать оставались в заложниках у подозрительных большевиков. Он воевал с яростью, но не столько за большевиков, сколько за Россию. Гражданская война и борьба с внешними врагами становились все более и более беспощадными, но Россия поднималась над всем этим, впитывая в свою землю кровь и безжалостные устремления своих сыновей.

В конце концов, только обширные знания инженера и штабного офицера сохранили Петра. Он получил назначение во вновь организованную военную академию, позже получившую имя Фрунзе. Он преподавал математику и картографию офицерам, которые в большинстве своем учились читать и писать верхом на лошадях во время Гражданской войны.

Поместья, конечно, теперь не было. Малинские не могли поселиться даже рядом с ним. Однако жизнь офицера оставалась хорошей судьбой, по сравнению с теми страданиями и неустроенностью, которые Петр наблюдал вокруг. Время от времени он размышлял об том, чтобы уехать из России вместе с семьей. Но, сказал он себе, большевики когда-то уйдут, а армия останется. Он искал что-то хорошее в революции и странных новых лидерах, все еще надеясь, что в людях осталось что-то светлое после купания в море крови.

Его сын, Михаил, поступил в военную академию в 1926 году. Традиция оказалась почти разрушена, поскольку в Рабоче-крестьянской Красной Армии не хотели видеть детей бывших дворян. Однако, там нашлись уцелевшие военные специалисты из прежней, царской армии, поэтому для его сына удалось без лишнего шума найти место.

В 1938 году полковник Петр Михайлович Малинский был арестован НКВД, подвергнут пыткам, осужден и расстрелян. Его сын, ставший к тому времени капитаном, был арестован и отправлен на Колыму. Его жена и сын не знали, жив он или нет, пока через год, один особенно смелый знакомый капитана сообщил им, что Малинский был жив, и семья смогла начать с ним переписываться, тщательно следя за каждым словом.

Сидя в благоустроенном кабинете в бункере глубоко под землей ГДР, сын этого заключенного вспоминал, как он писал далекому, наполовину незнакомому отцу. Мать всегда настаивала, чтобы он что-то добавил, или рассказал что-то о себе, а когда не хватало бумаги, он дописывал на страницах матери.

Отец выжил. Когда Гитлеровская Германия начала войну 22 июня 1941, даже Сталин вскоре был вынужден осознать степень своей глупости. Заключенные из числа офицеров, которые еще были достаточно здоровы и чьи дела были не слишком черны, вернулись на службу. Отец Малинского сражался от Тулы до Берлина. Не за Сталина. Не за коммунистическую партию, хотя его восстановили и в ней. За Россию.

Отец Малинского выглядел на шестьдесят, хотя ему было всего за сорок. Лагеря подорвали его здоровье и, возможно, только сила воли помогла ему пройти через всю войну и дойти до победы. Он вошел в Берлин командиром стрелковой дивизии, с менее чем двумя тысячами боеспособных солдат. Он умер в военном санатории на Кавказе в 1959 году. Его сын, в парадной форме, держа за руку своего шестилетнего сына, навестил его незадолго до этого. В тишине комнаты больной генерал посмотрел сыну в глаза и сказал: «Я пережил этого ублюдка. И Россия переживет их всех. Помни об этом. Твоя форма принадлежит России».

Через год после ввода войск в Чехословакию, Малинский попал в инспекционную группу, оказавшись по пути в Смоленске. Сильное пьянство оставалось распространенным в офицерской среде, и офицеры, с которыми он ехал, регулярно напивались до потери сознания. Однажды утром, когда все храпели после очередной попойки, он взял служебную машину и поехал в совхоз, где когда-то располагалось поместье его семьи, насчитывавшее до тысячи душ.

Главного дома не было уже давно, он был разрушен немцами во время Великой Отечественной. Совхозные здания представляли собой набор невзрачных амбаров, сараев и лачуг из жести и шлакоблоков. Малинский припарковал машину и пошел посмотреть на новый урожай на полях. С небольшого возвышения он видел хронику своей крови в бескрайнем море коричневого, желтого и зеленого, простирающемся на десятки километров. И он заплакал. Не от потери земли. Не от потери знатности, хотя иногда ему нравилось представлять свою жену графиней. Скорее он плакал по России, сам не понимая себя. Затуманенным взором он смотрел вдаль, где поле сливалось с небом, обрываясь в бесконечность, думая о том, что хорошие люди всегда плакали по России, потому что ничего другого им не оставалось.