Александр Плетнёв - Вскормленные льдами

– А потом упадёт? Кирдык машине?

– По программе после выключения двигателя должен автоматически раскрыться парашют. Воткнётся радиомаяк. Так что найти и подобрать мы его вполне сможем.

Капитан переглянулся с помощником:

– Двести кэмэ. Это только вертолётом – гнать винтокрыла, сжигать ресурс и…

– Но там же уникальная аппаратура, – заболел за свою технику инженер, – один радар чего сто́ит!

– Я понимаю. Подумаем.

Думали. Совещались – сомнения были. Жаба душила – радар (как минимум) было жалко. Во-вторых, пусть тут места недоступные, но а вдруг техника из будущего попадёт в нежелательные руки?

Тем не мене ресурс вертолёта тоже был не безграничным. К этому примешивалось ещё нежелание подрывать «Миля» на глазах у эскадры.

Однако повод отправиться за потерей нашёлся… и буквально огорошил – когда гоняющих туда-сюда «за» и «против» кэпа со старпомом оператор заставил сфокусироваться на экране:

– Вот смотрите. Это в записи, он проходил ещё на тысяче, минут двадцать назад.

– А приблизить нельзя?

– Я на компе хотел обработать, но… – оператор перещёлкнул, ставя картинку онлайн, – у него как раз выработалось горючее. Опускается. Он уже на парашюте. Его ветром опять понесло к югу. Немного крутит, но вот… стоп-кадр удачный. Видите – длинное, немного возвышается над торосом. Хрень-оглобля какая-то.

– Не оглобля, – приблизив лицо к экрану, уверил Шпаковский, – это фрагмент борта или обшивки корабля. Снегом сильно прибито, запорошено, очертания не разобрать. Чёрт меня подери! Это буква «S» там проглядывается? Или…

– «Сомов»? – моментально предположил старпом, выглядывая на экран из-за голов. – Или шхуна затерянная.

– Не похоже. С какой это высоты?

– Метров восемьсот–пятьсот.

– Не похоже, – повторил капитан, – крупная уж больно. Вполне, что и не буква «S», а цифра «5». Но и не старина́ вековая. Когда это на борта́ парусников и пароходов наносили такие крупные надписи?

– Красненькое, или мне кажется? – заметил кто-то.

При вращении «парашютиста» удалось ещё пару раз под более низким углом что-то увидеть, но совсем уж нечётко.

Вскоре беспилотник встретился с поверхностью и камера автоматически (через секунд двадцать) отключилась.

– А ведь он недалеко упал, метров триста от этой штуковины. А? Так? – заводился Шпаковский.

– По маяку мы легко отыщем, – видя, что капитан всё ещё раздумывает, поддакивал инженер.

– И даже ночью, – переглядывался с тем Шпаковский, находя полное взаимопонимание, – до заката час с небольшим. Туманов практически нет.

– Это ты к чему? – Черто́в переместился к штурманскому столу, шевеля губами, чуть склонив голову, что-то прикидывая.

– А к тому, что можно и ночью смотаться, чтобы вертолом не рисоваться. Льды такие, что далеко от эскадры, конечно, не отбежишь, но по темноте, если только с «Суворова» чего и увидят…

– Да я не против, – капитан всё ещё глазел на карту, – я просто взвешивал шансы отыскать на обратном пути… и артефакт, и нашу вещь. Не вариант. Маяк умрёт. Льдина удрейфует чёрт знает куда.

И, определившись, дал добро:

– Да! Работаем! Только надо Рожественскому объяснить. Пусть хоть сам за штурвалом на мостике стои́т, но чтоб без посторонних глаз.

Как стемнело, расчехлили «Миля», подготовили к полёту. Новость уже пробежала по ледоколу, и градус любопытного возбуждения зашкаливал. Ужин в столовке умяли, слизав с тарелок, не заметив за фантазиями и версиями, в говорильне.

Примчал Волков – грудь вперёд-де: «И я полечу!»

Черто́в кряхтел, завидовал – тоже хотел, но не везде ж капитан должен быть затычкой. Оставлять судно не с руки.

Шпаковский с Рожественским лялякал минут сорок. Вышел из радиорубки – отдуваясь, аж вспотел:

– Вот странный этот типэло Зиновий! То как собака злодейская… неадекватная…

– Что там опять? – интонацией взрослого к ребёнку спросил капитан.

– Да хотя бы с «Ермаком». Я на досуге в ночную вахту потрепался с нашими на эскадре. Оказывается, по его приказу (Рожественского), с матом и угрозами, «Ермака» на торосы и погнали, запоров.

– Не удивлён, – кивнул Черто́в, – стрелять хоть не стали в бедного Фельмана? С Зиновия станется 10 10 В реальной истории у «Ермака», включённого во 2-ю Тихоокеанскую эскадру, на пятые сутки похода отказала кормовая машина. Взбешённый адмирал Рожественский приказал открыть ружейный огонь по шлюпке капитана ледокола, выехавшего с докладом. Обвинив того в неумении управлять судном. .