– Один вопрос! Только один вопрос! – перекрикивая друг друга, орали корреспонденты. – Как проходят ваши опыты? Сколько человек убито?
Плотной толпой обступив двух пожилых людей, они совали им в лицо микрофоны, вспыхивали блицами, но те, не обращая внимания на прессу, рвались к автомобилю. Розовый, упитанный профессор Цаплер (уважаемый человек, один из отцов-основателей университета, которого студенты попросту звали Папа Цаплер) бубнил на ходу:
– Что же вы, господа? Позвольте пройти… Позвольте… Нехорошо…
Кругленький, похожий на ртутный шарик, он, несмотря на свои немалые габариты, как-то протискивался сквозь толпу, но оставленные позади корреспонденты забегали вперед, и нашествие любопытных казалось профессору бесконечным. Следом за ним почти бежал его коллега, тоже профессор Самомото. В противоположность товарищу вспыльчивый и злой, он толкался локтями, лягался и злобно шипел.
Там, где лестница суживалась, корреспонденты сгрудились плотной группой, совершенно закупорив выход на площадь. Цаплер приостановился, и ему в спину ткнулся коллега.
– Сколько убито на этой неделе, профессор? – почтительно осведомился у него молодой человек. Юноша уже приготовил блокнот, чтобы записать цифру, и преданно смотрел в глаза ученому.
– Уйди! – взвизгнул профессор. – Все уходите, а то горохом плюну!
Корреспондент от угрозы шарахнулся в сторону, и профессор устремился в образовавшуюся брешь.
– Цаплер, за мной, – скомандовал он.
Вырвавшись из объятий прессы, Самомото сел в машину, словно опасный зверь в клетку, и погрозил оттуда кулаком журналистам. Папа с задумчивым выражением лица последовал за ним.
– Бегом! – нетерпеливо взревел из кабины профессор. – Бегом! Прыгай! Нечего нам тут делать! Идиот на идиоте!
В руках профессор уже держал коробочку с успокоительным. Только Папа шаг не убыстрил. Величаво и с достоинством добравшись до авто, он поклонился прессе:
– Прощайте, господа! Удачи вам!
Сопровождаемый вспышками блицев грузовичок с профессорами резко взял с места, оставив позади площадь, нахальных газетчиков и неприятности.
Минуту спустя профессора уже неслись по ярко освещенным улицам Санфедуло. Переключив скорость, Самомото смачно плюнул наружу, жалея, что не догадался плюнуть в какого-нибудь корреспондента. Несколько минут профессора молчали, переживая только что случившееся, потом Самомото сказал:
– Да, Папа, ты меня извини, конечно, но следовало бы показать ему овощ в действии…
Папа Цаплер, начавший было задремывать, от слов Самомото встрепенулся:
– Кому?
– Да этому хмырю из Бюро…
– А что его показывать? У него наверняка есть сводки полицейского управления…
Взяв с соседнего сиденья портфель, профессор покопался в нем и вытащил пачку листов, скрепленных зажимом. Ветер с удовольствием ухватился за них, и кабина заполнилась шелестом. Перекрывая шум, профессор начал читать:
«а) 25 человек подорвались при попытке сорвать ананасы;
б) 54 человека и 148 животных (включая 87 голов крупного рогатого скота) подорвались на лабораторном огороде, преимущественно на грядках с морковью;
в) 8 грузовых автомобилей вместе с рабочими (40 человек) и водителями (8 человек) подорвались при погрузке и разгрузке и транспортировке урожая…»
Папа совсем проснулся и с азартом загибал пальцы. Ветер дождался своего счастья и вырвал бумаги. Те рассыпались под ногами, но профессор не обратил на это внимания. Все, что там писалось, профессора знали наизусть.
– Да знаю я это все, знаю… – повел головой Самомото. – Но для него это почему-то не убедительно…
– А перезревшие арбузы, что разворотили наш дом?
– Это тоже аргумент больше для пожарной команды, которая его тушила.
Услышав это, Папа вернулся в спокойное состояние.
– Успокойся. Ты, похоже, ничего не понял. Нашей вины в этом нет. Дело в них самих.
– Что ты имеешь в виду?
– Деньги… Видно, у Бюро их просто нет.
– Военные и без денег? – злобно рассмеялся Самомото. – Не поверю. Не бывает военных без сапог, ружья и денег!
Он шуганул клаксоном зазевавшегося пешехода. Глядя со злорадной ухмылкой, как тот скачет по лужам, уже спокойно спросил:
– Как дальше работать будем? Опять ведь все на коленке делать придется. В домашних условиях, на кухне…
– А… Не в первый раз, – отмахнулся Папа Цаплер. – Не для себя же. Для науки!
Цаплер любил науку самозабвенно и преданно. Она была для него всем: и женой, и любовницей, и смыслом жизни, и самой жизнью – и, без всякого сомнения, станет причиной смерти.
Читать дальше