Вот все это в сумме и делало немедленное участие «Железняка» в боевых действиях невозможным.
Узнав об этом, Олегыч с чувством выругался, мол, припер полуфабрикат, и распорядился немедленно начать тренировки, а платформы с орудиями отправить на полигон для испытаний и составления таблиц стрельбы.
Правда, при этом он подбросил мне, а вернее сказать – нам всем, «стальградцам», несколько дельных советов. Я как-то и позабыл, что мой бывший командир – артиллерист со стажем, но Олегыч – он такой: если чего – быстро напомнит…
Во-первых, для полноценной стрельбы на ходу он предложил спокойно и без затей уменьшить заряд в патроне орудия. Мотивировал он это простым, доходчивым объяснением:
– Я не понял – ты реально на двадцать кэмэ лупить собрался? Ну-ну…
Уменьшение пороховой навески он предложил провести на заводе так, чтобы рассеивание снарядов осталось на приемлемом уровне.
Во-вторых, сообразив, что после полноценных полигонных испытаний стволы будут расстреляны до последней стадии, он распорядился отстрелять каждый ствол на пять снарядов максимум. После чего вручил мне толстенный труд Константинова по составлению таблиц и велел посадить заводских расчетчиков за работу. Этот совет также сопровождал его комментарий:
– На компе мы бы это с тобой вдвоем за четыре часа просчитали. Сколько у тебя сотрудников в расчетном отделе? Отлично, через три дня результат должен быть!
В-третьих, Олег приказал офицерам артиллерийского полигона замерить углы траектории снарядов в момент вхождения в землю. Затем сам написал несколько формул, что-то уточнил у нач арта Московского военного округа и предъявил мне листок с расчетом эллипсов рассеивания. Со слегка виноватым видом он заявил:
– Димон, раз пушек таких у нас только две – эмпирические методы не годятся. Вот по этим расчетам эллипс определить можно. Только вот среднеквадратичная ошибка – пятнадцать процентов…
Сначала я не понял, что сие значит, но, когда рассказал об этом расчете Никитину, тот сначала помянул нехорошим словом матерей пушек, снарядов, траекторий и эллипсов, но потом, почесав в затылке, сообщил, что этот расчет наиболее совершенен и раз уж такая ошибка выходит – что поделать… Будем из этих пушек, мать их, по этим расчетам, мать их, стрелять, мать его…
В-четвертых, Олег сказал, что раз навеска пороха меньше, то снаряд можно сделать тонкостенным, увеличив вес ВВ. И велел заняться. Я распорядился. Занялись…
А пока наша «грозная ударная сила» наращивала свою боеспособность, военный совет решил войти в соприкосновение с войсками узурпатора и установить жесткий фронт. Желательно где-нибудь под Тосно, но если не выйдет – хотя бы захватить станцию Бологое.
Для этой цели начали формировать отдельный отряд, в который должны были войти пехотный и кавалерийский полки, саперный батальон, артиллерийский дивизион и «механическая» рота – четыре наших новых броневика. Двигаться этот отряд должен был по железной дороге, ведя разведку конными дозорами. Получилась этакая конно-механизированная группа.
Чтобы усилить огневую мощь, я предложил одну батарею полевых пушек разместить на железнодорожных платформах. А платформы частично забронировать – мы прихватили с собой из Стальграда приличный запас броневых плит, сварочный аппарат и большую ремонтную бригаду.
Олегыч активно поддержал мое предложение. И даже творчески его развил:
– В принципе, можно ведь сформировать новый бронепоезд! – сказал будущий император. – Если добавить пулеметы и хоть как-то все это забронировать, включая паровоз. И получим бронелетучку.
Ясное дело, что командовать отрядом мне, вчерашнему шпаку, никто и не предложил. А Олегыч даже и не стал заикаться об этаком кощунстве – ставить какого-то прапорщика над заслуженными офицерами. Он сейчас не в том положении, чтобы раздражать своих сторонников попыткой протолкнуть фаворита на «теплое» местечко.
Единственное, что удалось оговорить, – особый статус «бронероты». Я мог исполнять приказы командира отряда «по собственному разумению». Это было мотивировано тем, что только я понимал специфику использования такого нового оружия, как боевые бронированные машины.
Интерлюдия
– Ваше императорское высочество, – настойчивый голос адъютанта вырвал Валлентайна из тягостных раздумий.
Только что от него вышел великий князь Николай Михайлович [27] Романов Николай Михайлович (1859–1919) – член российского императорского дома, старший сын великого князя Михаила Николаевича, сына Николая I и Ольги Федоровны, историк.
. Он принес неутешительные новости: в кавалергардском полку, где Николай Михайлович служил после Академии генерального штаба вот уже третий год, опять проявились настроения в пользу самозванца. Впрочем, уже практически никто не считает Николая самозванцем. Даже дуракам уже стало понятно, что идет противостояние дяди и племянника. Причем если в первых случаях это было просто глухое роптание на существующую власть великого князя Владимира, на изоляцию Санкт-Петербурга, на бегство многих к цесаревичу, то теперь в полку открыто говорят, что цесаревич отца любил и никогда не поднял бы на него руку. Несколько кавалергардов, нимало не смущаясь присутствием Николая Михайловича, обсуждали опубликованный в «Московских ведомостях» и «Речи» рассказ императрицы Марии Федоровны о подробностях покушения. Некоторые вспоминали рассказы приятелей из Конно-гренадерского и Гродненского гусарского о справедливости цесаревича, его внимании и участии в жизни полков. Наконец, прозвучало самое страшное: «Да если бы он был цареубийцей, давно бы уж на Петербург бы пошел! Силто у него больше, чем у «Володьки»!» И тут же во внезапно повисшей тишине прозвенело: «А если «Он» пойдет, ты что делать станешь?»
Читать дальше