Катэр Вэй - Меня зовут Ворн

– Нушик, прости, мы не знали, что это твой бродяга. Прости, братишка.

Оказавшись достаточно далеко, тут же рванул прочь со всех ног.

Лаки сидел с невозмутимым выражением на лице и внимательно смотрел на своего спасителя.

– Нушик? – расплываясь все в той же искренней улыбке, узнал он бывшего бродяжку-сироту.

Тот кивнул.

О том, что Нушик проклятый, оказывается, Лаки догадывался еще тогда, когда подросток, пусть и плечистый, в одиночку работал за четверых взрослых. Позже Нушик и сам сознался, рассказав другу о своем проклятье. Тогда старый моряк начал обучать его различным боевым искусствам. Что-то объяснял сам, а что-то показывал на примере других бойцов, которых они нанимали или выкупали из рабства на деньги, скопившиеся у Нушика. Бизнес, внедренный Лаки на этой земле, рос и вскоре начал приносить свои доходы.

– Зачем ты меня учишь? – как-то поинтересовался Нушик у Лаки. – Ты ведь все равно запрещаешь мне участвовать в боях на деньги.

– Зачем строят высокие стены вокруг города, если все равно в них не живут? – ответил бывший моряк вопросом на вопрос.

– Для защиты, – кивнул Нушик, поняв задумку хитреца.

– У тебя удивительное тело, ты быстр и пластичен, выносливей и сильнее тебя я пока не встречал, а владея знаниями и техникой, ты станешь самым опасным противником, которых только видел свет.

Многие годы он считал Лаки единственным, пусть и не по крови, но родным человеком, но вот уже который день мысли о прошлом не дают ему покоя. И та ночь… свербит душу, мучает разум пустыми надеждами и догадками.

Тяжело вздохнув, Нушик глянул в котелок. Вода в нем уже вовсю кипела. Чай – к этому дорогому напитку его пристрастил Лаки. Даже в самые ненастные жизненные моменты у него почти всегда имелся в запасе маленький мешочек с черными сушеными листиками. Заварив любимый напиток, мужчина с наслаждением втянул ароматный пар и зажмурился от наслаждения.

Отработав с Карманом и Колотушкой до времени второй еды и отдыха, Калин вместе со старым мутантом отправился на обед. Спросив об участии Нушика в их проекте «ба-бах», получил одобрение.

– Почему бы и нет, – ответил Карман, блаженно вытягивая ноги. От долгого сидения на коленях они затекали и у Калина. – Парень он смышленый, не болтливый. Пусть приходит. Вы очень скоро уйдете, а мы с Колотушкой останемся с этой затеей. Ваши знания мне очень полезны. Они послужат во благо моему народу.

Опершись на локти, Карман закинул назад голову, и казалось, что он уснул, сидя в таком, на вид неудобном положении. Калин получил ответ на свой вопрос и более не собирался беспокоить старика. Пусть отдыхает. Колотушка поднялся, поклонился огню и молча ушел. Калин удивленно проводил того взглядом, но глянув на Кармана, зевнул, сладко потянулся и улегся у костра в позе эмбриона. Задремал.

Перед глазами вновь встал город на закате с ошарашенными жителями. Друзья, семья. Калейдоскоп из картинок несся, сменяясь одна за другой, перемешивая воедино все три мира – три жизни…

– Просыпайся, лежебока, – послышался низкий баритон Кармана. – Я уже и звару приготовил.

Нос мальчика уловил пряный сладковатый аромат местного напитка, «работающего» как кофе. А слух – звук наливающейся в кружку жидкости.

– На вот, взбодрись, – и запах усилился.

Калин открыл один глаз. На полу перед носом стояла глиняная кружка. Такие обычно сиротскими называют за немалые размеры.

Карман уже сидел у огня и, жмурясь, цедил напиток.

– Красиво, да-а… – протянул он, мечтательно улыбаясь.

Калин огляделся, пытаясь понять, что именно дед имеет в виду, но так ничего красивого не найдя, вопросительно уставился на собеседника.

– Города ваши красивы. Ты уж прости старого, не в меру любопытного хумана за то, что вновь влез в твою голову, но пойми и меня тоже, когда еще такого, как ты, встретить получится? Мыслю, что никогда. А знаешь, у нас тут тоже есть прекрасное. Да-да, ты вот не улыбайся так. С вечерней пересменкой пойдешь сегодня на западный верхний пост и сам все увидишь.

– Что я должен там увидеть?

– Колотушка, – обратился Карман к кузнецу, проигнорировав вопрос мальчика, – Джогу скажи, пусть перед сменой ко мне подойдет.

Город Стекляшка, как называли его хуманы. С высоты птичьего полета выглядел он сколь печально, столь и прекрасно. Зафиксированные на века здания, частично разрушенные, местами полупрозрачные, таращили свои мертвые глазницы-окна. Пустынные улицы и ни единой травинки. Если бы не полное отсутствие растительности, наверное, не чувствовалась бы так смерть этого места – сама земля умерла, и Калин ощущал это кожей.