Комбат Найтов - Жернова Победы - Антиблокада. Дробь! Не наблюдать!. Гнилое дерево

– Отвези лейтенанта в школу и возвращайся! – приказал комбриг водителю. Меня отвезли на Петровский остров, возле Большого Петровского моста в парке располагалась разведшкола ГРУ РККА. Водитель довел меня до медсанчасти, опять сделали какой-то укол, и я уснул. Разбудили ночью и попытались получить от меня сведения. Пришлось признаться, что ничего не помню. Что в голове осталась одна цифра: 08:00 07.08.1941. Дата и время начала наступления на участке Выру-Лаеквере. И что фашист ценный, надо обязательно довести. Группа осталась прикрывать отход. Письменные показания дать пока не могу, руки слушаются плохо.

– Ладно, Максим, отдыхай, лечись, – сказал незнакомый командир. Сон, несмотря на уколы, не шел. Ситуация паршивая: никакой остаточной памяти Максима Иволгина не наблюдается. Люди все незнакомые, ни имен, ни фамилий, никаких сведений. Утром меня повезли в город на улицу Маяковского и показывали какому-то профессору. Он стучал мне молоточком по ногам, заставлял следить за ним, рассматривал глаза через зеркало с дырочкой. Ему было много лет, вокруг него с придыханием крутилось множество ассистентов. Вердикт: ЧМТ, сотрясение мозга, амнезия, ограниченно годен в военное время.

– Товарищ профессор, рвота у меня закончилась, еще ночью. Пока ехали сюда, меня ни разу не тошнило. Пальцы на руках начали слушаться. Изображение в глазах больше не двоится. О каком ограничении идет речь? Я из разведки, у нас просто санаторий: постоянно чистый воздух, много солнца, много движений. Зарастет все, как на собаке. А память? Я помню все, что было в последние два дня, даже по часам. Рановато меня списывать.

– Вот что, ранбольной! С такими травмами не живут, как вы на ногах стоите – для меня это большой вопрос. Есть подозрение, что это посттравматический синдром. Как только он закончится, вы умрете.

– Ну, похоронят, если смогут. Сейчас не всем места в могилах хватает. Все чаще просто в воронках.

– Идите, молодой человек, вы просто не понимаете, что говорите.

– Напрасно, товарищ профессор, вы меня списываете. Я выкарабкался.

– Идите-идите, вы напрасно отнимаете у меня время.

Капитан, который меня сопровождал, вошел в кабинет нейрохирурга. Он пробыл там около десяти минут и вышел с пакетом каких-то бумаг.

– Поехали!

Привезли опять на Петровский, в медсанчасть. В обед приехал тот самый комбриг.

– Говорят, что ты все забыл и не придуриваешься?

– Да, товарищ комбриг.

– И меня не помнишь? Мы же с тобой с Финской знакомы.

– Нет, не помню. Но уже знаю, что вы Петр Петрович, вас так старший лейтенант в машине назвал. А водитель сказал вашу фамилию: Евстигнеев. Оперативная память у меня присутствует – с момента, как очнулся на нейтралке. – И я слово в слово передал все, что происходило.

– Ладно, Максим. Раз говоришь, что оклемаешься, остаешься в штате. Тем более что людей у нас почти не осталось. Стрелять не разучился?

– Не знаю, но пока громкие звуки вызывают боль в ухе. Не зажило еще.

– Хорошо, приводи себя в порядок, но больше недели дать не могу. Домой съезди.

– Я не помню, где это.

– Михайлов отвезет.

Меня привезли «домой» – это на «Ваське», на Декабристов, совсем рядом со школой. Дверь открыла соседка, она же дала ключи от комнаты. Все жители города выехали под Лугу и сейчас строят линию обороны, которой завтра не станет. Я просмотрел фотографии в альбоме, «свои» тетрадки, нашел дневник, который обрывался на поступлении в разведшколу РККА в 1938 году. Не очень много информации. Этого дома на острове Декабристов в нашем времени не существует. Не сохранился, не пережил войну. Там сейчас «сталинка» послевоенной постройки. Оставил письмо «родителям» через соседку: пожилую даму с замысловатой прической. Объяснил, что сильно контужен, поэтому изменился почерк. Я пешком пошел обратно в школу. С утра решил входить в обычный режим: подъем в 06:00, два часа физподготовки, дальше по расписанию школы. Через пять дней взял винтовку и пошел в тир. После выстрела немного отдавало болью в ушах. Тем не менее пристрелял винтовку, затем начал занятия по маскировке. Приехавший через семь дней после разговора Евстигнеев принял мой рапорт.

– Возьмешь группу курсантов, сформируй боеспособную группу для действий на участке новой госграницы. Положение в районе Выборга очень нестабильное. Авиацией прижимаем финнов к земле, но немцы вот-вот ее выбьют полностью. Тогда удержать границу не получится. Времени совсем нет, через три дня доложить о готовности.