Александр Харников - Иным путем. Вихри враждебные. Жаркая осень 1904 года

Михаил закончил разговор на оптимистической ноте:

– На сегодня всё, господа. Мама́, с твоего разрешения, я загляну к тебе попозже. Все свободны. А великого князя Александра Михайловича и полковника Антонову я попрошу остаться.

Тогда же и там же, несколько минут спустя

– Ну, Нина Викторовна, что скажете? И ты, Сандро? – устало спросил Михаил, когда за последним из его гостей закрылась дверь. Он поморщился, усаживаясь на диван, и непроизвольно погладил раненую ногу.

– В каком смысле, ваше величество? – переспросила полковник Антонова, а великий князь Александр Михайлович только пожал плечами.

– Как вы считаете, сумел ли я произвести нужное впечатление хотя бы на своих ближайших соратников? – спросил император. – Ведь, если я не ошибаюсь, то моего брата в вашем мире затравили именно по той причине, что он не мог представить себя перед публикой в нужном свете. Поэтому, если я не доскажу чего-либо газетчикам, то все недосказанное будет потом заменено злонамеренным вымыслом, а публика с удовольствием этот вымысел примет. И еще добавки попросит. Ведь тот, кто платит репортерам, тот требует от них подать читателям материал в той интерпретации, какая нужна заказчикам.

Полковник Антонова улыбнулась.

– Браво, ваше величество, отлично сказано! Тем более что вы сами обо всем этом догадались. Поэтому вам необходима грамотная информационно-пропагандистская кампания.

– И это тоже, – вздохнул молодой император. – Как я понимаю, по этому вопросу мне лучше посоветоваться с очаровательной Ириной Андреевой?

– Именно с ней, – согласилась Нина Викторовна, – да и с Александром Васильевичем Тамбовцевым вам тоже об этом поговорить не помешает. Ну, а что нам надо делать с цензурой? С одной стороны, она не должна «держать и не пущать», а с другой стороны – нельзя, чтобы надзирающие органы были добренькими и беззубыми. Нужно принять что-то вроде закона о клевете, по которому суд наказывал бы клеветников, как рублем, так и реальным лишением свободы.

Великий князь Александр Михайлович хотел было что-то сказать, но император сделал ему знак помолчать и снова спросил полковника Антонову: – Нина Викторовна, а если оклеветанными оказались царственная особа или сама Российская империя как государство?

Полковник Антонова кивнула.

– В случае, если клеветниками выступали российские подданные, то их, несомненно, нужно считать изменниками. То же самое должно относиться и к клевете на императора, как на главу государства. В случае же, если он был оклеветан как частное лицо, тогда и клеветника нужно судить за клевету в отношении частного лица.

– Нина Викторовна, вы и в самом деле так считаете? – спросил император.

– Да, – ответила Антонова, – я действительно так считаю. Если, конечно, вы действительно не хотите повторять ошибки вашего несчастного брата. Государство будет стоять прочно, если в нем никто не будет путать личные интересы с государственными.

– Возможно, что это действительно так, – кивнул Михаил. – Я запомню все сказанное вами, и мы обязательно вернемся к этому разговору немного позже. В ближайшее время я собираюсь провести то, что в ваше время называлось пресс-конференцией, и в процессе подготовки к ней мы еще раз всё обсудим. Как вам это мое предложение?

Антонова задумалась.

– Если вы говорите о пресс-конференции, то при правильной подготовке к ней и умелом ее проведении, она может произвести ошеломляющий эффект. В вашем времени сие мероприятие нечто совершенно новое и не имеющее аналогов. Что же касается советов, то, как я уже говорила, о том, как все лучше сделать и как при этом себя вести, вам лучше посоветоваться с Ириной Андреевой и Александром Васильевичем Тамбовцевым.

– Отлично, – сказал Михаил, – но сейчас я хочу поговорить с вами о другом…

– Сандро, – император снова обратился к великому князю Александру Михайловичу, – с сегодняшнего дня ты становишься председателем правительства Российской империи. Работы у нас будет так много, что ее надо будет делить не на двоих, а на пятерых. Кроме того, Сандро, постарайся поскорее определить – кто из министров тебе будет нужен, а с кем лучше попрощаться – вежливо или не очень.

Наибольшее беспокойство среди подчиненных тебе министерств у меня вызывает министерство финансов. Пусть Витте и прячется от нас в Америке, но его дух витает среди стен здания на Мойке, где он так долго властвовал. Придуманные им «кредиты на плавания» и «вооруженный резерв» чуть было не довели наш флот до поражения в войне с японцами. – Михаил скрипнул от злости зубами. – У меня огромное желание взыскать лично с господ Коковцева и Плеске стоимость ремонта «Цесаревича», «Ретвизана», «Паллады», «Варяга», а также пожизненное вспомоществование семьям погибших моряков. Удерживает меня от этого шага только то, что господин Плеске доживает последние дни, а господин Коковцев находится под подозрением в причастности к заговору, в результате которого был убит мой брат. Большее деяние всегда поглощает меньшее, так что не будем торопиться. Хотя я слышал, что господин Коковцев хороший специалист в области финансов. Посмотрим, что покажет следствие. Если виновен – накажем, если нет – найдем для него другую работу.