Михаил Атаманов - Задача выжить. Полигон

Обстановка в моей комнате была спартанская – стол, стулья, шкаф и железная кровать в дальнем от вентиляционной решётки углу. Первое, на что обращал внимание любой входящий в кабинет посетитель – громадная политическая карта мира на всю стену с уже несуществующими странами. В центре комнаты стояли шесть стульев вокруг большого овального многофункционального стола – это и место совещаний с руководителями групп, и место горячих философских дискуссий о будущем Полигона, и как сейчас просто обеденный стол.

Большая яркая лампа над столом. Вешалка для верхней одежды у входа. Небольшая тумбочка с личными вещами в углу. Вот, пожалуй, и вся обстановка в кабинете руководителя Полигона. Днём часто дверь в комнату оставалась открытой, так что любой спустившийся на третий подземный уровень мог своими глазами увидеть всю обстановку.

Правда, имелась одна вещь, которую нельзя было разглядеть из коридора, и даже вошедшему она не сразу бросалась в глаза. Это была маленькая треугольная полочка в углу с горящим крохотным огоньком маленькой лампадки. Рядом на стене в свете огонька виднелась небольшая слегка помятая фотография – три десятка маленьких девочек семи-восьми лет в школьной форме интерната вместе со своей учительницей. За прошедшие годы почти половину девушек с фотографии удочерили приёмные родители, и поэтому я их не встретил в том разбитом автобусе. Некоторые девчонки, наоборот, попали в интернат позже, и потому их не оказалось на этой старой фотографии. Но некоторых девушек и сейчас можно было легко узнать – Иванову Лену, например, или Свету Камышеву. Галя Громова стояла третьей слева во втором ряду.

Эту фотографию мне подарила Настя Иванова, прихватившая её из интерната вместе со своими личными вещами. Случилось это на третий день пребывания на Полигоне, когда нам удалось-таки вскрыть заваренную входную дверь в подземный бункер. Мы тогда с группой девушек шли вниз в темноту, освещая фонарями дорогу и исследуя незнакомые коридоры и лестницы. И именно в тот момент Настя вдруг заметила в свете фонаря, что виски у меня поседели. Я тогда даже не поверил, но остальные девчонки тут же подтвердили слова одноклассницы. Всё веселье и разговоры тогда разом прекратились, дальше все шли в полной тишине. А затем, когда мы поднялись на поверхность, Настя сразу же подарила мне эту фотографию – единственное сохранившееся изображение Гали Громовой. Сейчас эта старая фотография стала для меня самой ценной реликвией на планете. Я сам ежедневно доливал в лампадку керосин, заменявший давно закончившееся масло. Три месяца я поддерживал постоянное горение огонька пламени, освещавшего лицо любимой девушки.

После прошедшего в полном молчании ужина я поблагодарил Лизу за компанию и первым делом долил ещё керосина в лампадку. Лиза молча собрала грязные тарелки в корзинку, взяла свои костыли, подхватила грязную посуду и направилась к выходу. Кошка моментально спрыгнула со стула и последовала за хозяйкой. Гипс у Лизы давно сняли, однако наступать на больную ногу Лиза до сих пор не могла, а потому пользовалась костылями. Все чётко знали, что помогать ей ни в коем случае нельзя – Лиза серьёзно обижалась, если в бытовых мелочах ей намекали на неполноценность из-за подволакиваемой ноги. Я попрощался со своей подругой и пожелал ей спокойной ночи. Уже в дверях девушка остановилась и с горькой улыбкой сказала:

– Да какой тут сон… Задал ты мне пищу для размышлений. Чувствую, что до утра не усну теперь. Всю жизнь я была твёрдо уверена в том, что зло и жестокость – это плохо, а я нахожусь на стороне добра и справедливости. Ты же говоришь, что зло и жестокость неизбежны в нашем мире, а потому выбор сейчас – меняйся или умри.

– Нет, я не так говорил, – поправил я свою подругу. – Просто добро не сможет оставаться добром, если не имеет силы для своей защиты. Я много читал в последние недели, и среди принесённой на Полигон литературы мне попалось любопытное стихотворение Станислава Куняева. Я готов подписаться под строками этого поэта: «Добро должно быть с кулаками. Добро суровым быть должно. Чтобы летела шерсть клоками со всех, кто лезет на добро».

– Это совсем другое дело, – усмехнулась Лиза. – В очередной раз тебе, Виктор, удалось меня удивить. Хорошо, веди завтра переговоры с позиции именно такого вот добра.

В УАЗе ехали трое. За рулём находился Сергей Воронов, на месте пассажира сидел я, сзади разместился капитан Колованов. Оружия никто из переговорщиков не взял, чтобы не нарушить объявленные «кимринскими» условия. Я сильно нервничал, хотя и старался не подавать виду. С тихой завистью я смотрел на железное спокойствие водителя – Сергей Воронов совершенно не волновался насчёт предстоящих переговоров и просто занимался своей работой.