На кухне поразил кот Барсик.
С совершенно очумевшим видом, словно и его пытали, или пытают, с выпученными глазами, и готовым сорваться, но почему-то не вырывающимся из глотки, диким воплем, кот сидел на краю подоконника. Изогнулся и лапами махал так, словно кто-то его держит.
Кто-то невидимый. Но материальный. Сейчас начавший подтягивать тело кота к открытому окну…
Алексей бросился. Но – не успел.
Дикий вой удалялся от окна быстро. И надежда на то, что внизу – деревья, не возникла: деревья поубирали владельцы авто, ночующих прямо под окнами: чтоб их не… пачкали. Птицы, ночевавшие раньше в кронах трёх чахленьких дубов и двух кленов.
Смачный шлепок тела об асфальт и последний не то – всхлип, не то – плач, сказали Алексею о том, что не помогла поговорка, будто кошка приземляется на все четыре, как её не брось. И ещё – что у котов вовсе не девять жизней.
Довольно долго он стоял у окна, тупо глядя на чёрную отсюда точку – крохотное с такого расстояния тело на чёрном же фоне… Пока его не вывел из ступора оклик из спальни:
– Лешик! Ты что там, Ниагару, что ли, пытаешься заглотить?
– Нет-нет. – он заставил мозг взять ситуацию под контроль. – Я сейчас. Уже иду!
Ожог на плече пришлось второпях присыпать мукой. Из пластмассовой банки с ландышами на боку – этому способу его научил старый знакомый из Израиля. Да и лучше это, чем, как он делал раньше, сливочным маслом. Боль проходит почти сразу, и не остаётся на одежде предательских и трудно отстирываемых жирных пятен…
Вернувшись к постели, он уже знал – Наталье про кота не скажет. Пусть она лучше думает, что тот отправился на любовные «похождения» – время как раз подходящее.
* * *
Утром встал по будильнику. Спустился вниз – якобы за свежим хлебом.
Тело Барсика просто подобрал, стараясь не смотреть на страшный оскал, застывший на морде с тусклыми высохшими глазами, и выбросил в мусорный бак: ты уж прости, бедняга. Если хоронить тебя так, как полагается – Наталья точно расстроится. И надолго. Начнёт расспрашивать.
И что – рассказывать ей про?..
А так – ты, старичок пушистый, просто ушёл…
Ощущая, что на душе мерзко, будто выпил целое ведро помоев, Алексей вернулся в квартиру со сдобой из булочной за углом – благо, идти недалеко, и открыто всю ночь.
Однако за завтраком он с огромным трудом изображал, что кушает великолепно пахнущую сайку с обычным аппетитом. Наталья если и заметила, предпочла промолчать.
Нет, она точно – что-то подозревает…
* * *
На работе пришлось работать. Он долго перебирал листки распечаток, что подготовил себе для статейки по истории канадских индейцев.
Нет, нету для неё сейчас времени.
Угрозы странных тварей, поселившихся у него в мозгу слишком… Серьёзны. И – да, материальны! Нет, он помнил, конечно, про то, что рассказывал Саня Гусев, побывавший на сеансе у гипнотизёра: когда там молодому парню сказали, что сейчас прижгут руку сигаретой, а приложили простую шариковую ручку, волдырь вскочил! И ещё какой!
Дело-то – в подсознании! Если оно уверено, что это – сигарета, это и окажется – сигарета! Со всеми вытекающими последствиями! И если ему скажут, что он умер, он…
О таком не хотелось думать. Особенно – о «пытках», которые запросто могли предшествовать…
Неужели… Он программирует сам – себя?!
Что за чушь! Зачем бы ему – ожог на плече?! И как он мог тогда убить кота? Ведь это явно не он выбросил несчастную животину из окна!
А кто-то невидимый, но – точно материальный! И ещё провожавший бедолагу до самого асфальта – чтоб не дать извернуться, и заставить удариться точно – головой!..
Сосредоточиться не удавалось никак. А ведь – надо. Потому что если он начнёт чудить, или взбунтуется – возьмутся за Наталью. Сомневаться не приходится: более близкого существа у него не осталось. А этого он ну никак допустить не вправе.
Потому как привязался за три-то года… Как к родной!
Прикусив губу чуть ли не до крови, он пододвинул клавиатуру, отставив чашку из-под чёртова растворимого кофе, опять с заботливо-материнской улыбкой принесённой мило смущающейся на его отрешенно нахмуренные брови, Лизочкой.
Хватит! Он несёт ответственность за свою Женщину!
Сам же «приручил», как Маленький Принц – ли́са, у Экзюпери…
Он должен защитить её! Пусть для этого и придётся выдавливать из себя идиотский расистско-шовинистский бред!..
Он – придурок. Но в первую очередь – любящий придурок.
Читать дальше